Место, где мы с вами находимся - некое пышное свадебное торжество в районе Уэст-Хиллз, в большом особняке, с цветочным убранством и фаршированными грибами по всему дому. Что называется, художественное оформление сцены - кто где стоит, кто жив, кто мертв. Сейчас - миг большой свадебной церемонии Эви Коттрелл. Вот Эви, на полпути вниз по широким ступеням лестницы в фойе особняка; голая в останках того, что уцелело от ее подвенечного платья, она все еще сжимает ружье.
Сама я стою внизу лестницы, но только в физическом смысле. А мой разум - прям не знаю где. Никто еще не мертв окончательно, но, можно сказать, время пошло.
Правда, никого в этой большой драме по-настоящему живым и не назовешь. Все, что касается внешности Эви Коттрелл, несложно увидеть в любой телерекламе органического шампуня, - не считая факта, что в данный момент свадебное одеяние Эви сожжено до самых проволочек кринолиновой юбки, опоясывающих ее бока, и до проволочных скелетиков цветочков из шелка, что были в прическе. И белокурые волосы Эви; большая, уложенная и зачесанная назад радуга всех оттенков русого, обработанная лаком, так вот, - волосы Эви тоже сожжены.
Еще один, и последний, персонаж здесь - это Брэнди Элекзендер, которая валяется подстреленная внизу лестницы, истекая кровью до смерти.
А я говорю себе, что красная жижа, ключом бьющая из огнестрельной раны Брэнди - скорее не кровь, а социально-политическое средство. Насчет клонирования со всяческих реклам шампуней, знаете, меня и Брэнди Элекзендер это тоже касается. Застрелить любого в этой комнате будет моральным эквивалентом убийства машины, пылесоса, куклы Барби. Стиранием компьютерной дискеты. Сожжением книги. Может, это относится к убийству любого на планете. Такая вот мы все продукция.
Вот Брэнди Элекзендер, точеная длинноножка, первая королева среди девочек на светских вечеринках; Брэнди выплескивает нутро через пулевое отверстие в великолепном костюмном жакете. Костюм ее - тот самый "Боб Мэки" под заказ, который Брэнди купила в Сиэтле, с тугой юбкой в обтяжку, которая сжимает зад в идеальную форму большого "сердечка". Сколько такой костюм стоит - вы не поверите. Надбавка под миллиард процентов. У костюмного жакета небольшие басковые полы, широкие отвороты и плечи. Косой вырез абсолютно симметричен, не считая дыры, из которой бьет кровь.
Потом Эви начинает хныкать, стоя на полпути выше на ступенях. Эта Эви, этот смертоносный вирус текущего момента. Сейчас по сценарию всем нам положено смотреть на бедную Эви, на бедненькую-несчастненькую Эви, безволосую, одетую в одну только золу, и опоясанную проволочной сетью сгоревшей кринолиновой юбки. И вот Эви роняет ружье. Пряча в грязных ладонях грязное лицо, Эви садится и начинает реветь, будто слезы здесь чем-то помогут. Ружье, заряженное ружье "тридцать-ноль", грохочет по ступенькам и вылетает на середину фойе, вращается, лежа на боку, указывая на меня, потом на Брэнди, потом на плачущую Эви...
