В душе Амелии Сакс властвовала особая присущая ей неудержимая сила, заставлявшая ее многое подвергать сомнению, докапываться до истоков. И Амелия очень страдала из-за упомянутого качества. Но и вознаграждение за него бывало достаточно велико, когда удавалось спасти невинных или схватить опасного преступника.
Этот внутренний импульс вел ее в одном направлении, а ее отца он же подтолкнул в противоположную сторону.
Автомобиль слегка занесло, но она с легкостью снова взяла его под контроль.
Ну почему, почему, почему?
Амелия понимала, что подобный вопрос бессмыслен. Линкольн Райм всегда подчеркивал, что задаваться вопросом, почему человек совершил то или иное преступление, глупо. Пытаться установить, что двигало им: жадность, страсть, заблуждение, месть или прихоть, – пустая трата времени. Единственное, о чем должен спрашивать себя полицейский, – это правильно ли он делает свое дело, не отступает ли в чем-то от закона и сумеет ли найти и привлечь к ответственности истинного виновника преступления?
Амелия проехала по Бруклинскому мосту, свернула с шоссе. Потом десяток других поворотов в одну, в другую сторону, в южном направлении.
Наконец она нашла пирс, который искала, нажала на тормоз, остановилась. Вышла из машины, громко захлопнув дверцу. Прошла по небольшому парку, миновав бетонное заграждение. Амелия проигнорировала табличку с предупреждением, вышла на пирс и сразу оказалась на жестоком, пронизывающем ветру.
Черт, как холодно!
Она остановилась у низких деревянных перил, ухватилась за них руками в перчатках. На нее обрушилась лавина воспоминаний.
Ей было десять лет, когда одним теплым летним вечером отец поднял ее и поставил на пилон. Он до сих пор здесь, тот пилон, как раз посередине пирса. Отец крепко держал ее. Амелия совсем не боялась, потому что он уже научил ее плавать в общественном бассейне, и даже если бы сильный порыв ветра столкнул их с пирса, они без труда доплыли бы до лесенки, смеясь и пытаясь обогнать друг друга, вновь залезли бы на пирс и, возможно, опять, держась за руки, с высоты десять футов прыгнули бы в темную и теплую воду.
Ей было четырнадцать… Отец со стаканчиком кофе и она с содовой смотрят сверху на воду и беседуют о Розе.
– На твою мать иногда находит, Эми. Это вовсе не означает, что она тебя не любит. Она просто такая. Но она гордится тобой. Знаешь, что она мне сказала тут как-то на днях?
И потом, много позже, уже после того, как Амелия стала работать в полиции, они снова стояли здесь рядом с тем же автомобилем, на котором она приехала сюда сегодня (но только тогда он был выкрашен в желтый цвет, великолепный «окрас» для по-настоящему крепкой машины). Амелия была в форме, Герман Сакс – в твидовой куртке и вельветовых брюках.