И утвердила те же лекарства, что и неотложка.
Роман вызвался сходить в аптеку и обещал позвонить Алисе, чтобы немедленно привезла лимоны и боржоми. Он пританцовывал на ходу от радости. Громко восхищался советской медициной вообще и толстой врачихой в частности.
— Птица, какая она милая, правда? Внимательная такая. Уж она знает…
— Быстро же ты своего Айболита забыл…
А Ромашка:
— Тита-дрита, тита-дрита, ширвандиза-ширванда. Мы родного Айболита не забудем никогда! — Пропел и упрыгал, размахивая потрепанной хозяйственной сумкой.
Алиса приехала раньше, чем вернулся Роман. Привезла молоко, лимоны. Боржоми не достала. Роман тоже натащил молока.
— Теперь у тебя, Птица, только кисельных берегов не хватает.
— С детства не люблю этот пейзаж, — сказал Синицын. — Представляешь: ноги в киселе вязнут, — почмокал губами, изображая звук шагов в кисельной жиже, — приходишь к речке, а она прокисла.
— Молоко может быть можайское, — заступился за сказку Роман. — А кисель из диетстоловой. Знаешь, сверху пленка такая, резиновая, толстая, как батут, слона выдержит.
— А ты по этому киселю верхом скачешь на сером волке. Беззубом, конечно.
— Почему беззубом? — удивился Роман.
— У оптимистов все волки беззубые.
— А сам-то? А сам? — Ромашка хохотнул. — Ты же в каждой лягушке подозреваешь прекрасную царевну. Алиса, ну скажи, что я, не прав?
— Довольно, — сказала Алиса. — Ваше антре окончено. Ване пора давать лекарство и ставить градусник.
И решительно двинулась в комнату, неся чашку и на ходу помешивая дымящийся чай, в котором кружилась лимонная долька, похожая на желтое велосипедное колесо.