— Как получилось, что в ту ночь погибли Хеелих и Шилковский? Почему они остались одни?
— У меня спустилось колесо. Мы загрузили микроавтобус документами и, наверно, это был слишком большой груз для нашей машины. Я заметил, как спустилось колесо, еще когда мы выгружали документы, но Хеелих приказал торопиться. Теперь я думаю, что он не хотел, чтобы о наших даже маленьких проблемах узнали в КГБ. Он торопился. Хотел забрать Вайса и Нигбура, оставшихся в здании «Штази». В ту ночь ломали Стену и в городе был общий беспорядок. Могло произойти все.
— Вы сразу вернулись за ними?
— Нет. Они поехали короткой дорогой через парк. А мы объехали парк и прибыли в наш центр. Там уже ждали Нигбур и Вайс. А потом мы начали беспокоиться и поехали за полковником Хеелихом. Мы нашли их тела. Я думал, что сойду с ума. Там были какие-то советские солдаты, и мы их чуть не перебили. Шилковский был еще жив, но мы понимали, что его не довезут до больницы. Габриэлле стало плохо, у нее началась истерика. Мы ее едва успокоили, не пустили сопровождать тело Шилковского. Гайслер сильно нервничал.
— Когда вы вернулись обратно, там оставался кто-нибудь из ваших сотрудников? Ты не помнишь, кто там был еще?
— Нет, конечно. Даже многие охранники разбежались. А когда мы занимались погрузкой, два раза приходил Дамме, руководитель отдела, который отвечал за эти документы. Я стоял у машины и видел, как он разговаривал с Хеелихом и Шилковским.
— Как я понял, в вашей группе Гайслер и ты были главными «стрелками»?
— Да, — кивнул Менарт, — у каждого была своя «специализация».
— В таком случае, как можно объяснить промах Гайслера. Такие навыки не забываются даже спустя много лет.
— Не знаю. Может, у него в последний момент дрогнула рука. Ведь они были близкие друзья с Бутцманом. Я не понимаю, что там произошло. Не понимаю.
— Как ты думаешь, где нам искать Гайслера. Он ушел от наблюдения в Израиле. Говорят, у него были свои связи с арабами, и его теперь не могут нигде найти.
— Да, он работал на Ближнем Востоке. Я тебе скажу, где его искать. В Восточном Берлине есть бар «Красный Дракон», там могут знать, где находится Гайслер. Спросишь Гуго. Только учти, что он может не согласиться на разговор с тобой.
— Назови мне адрес, — попросил Дронго, — я постараюсь его уговорить.
Менарт назвал адрес. Затем взглянул на бутылку и разлил остатки водки в два стакана. Взял свой стакан и посмотрел на Дронго.
— Я знаю, что нельзя этого говорить. Я стал верующим человеком и понимаю, что каждому воздается в этой жизни. Каждому — по заслугам его. Но когда вспоминаю своего погибшего брата, когда вспоминаю, сколько людей сидит в тюрьмах только потому, что Горбачев не стал оговаривать условия с победителями, не потребовал остановить расправу над побежденными… Когда вспомню, как умер Вайс. Знаешь, я встретил несколько месяцев назад одного нашего знакомого, не буду называть его имя, он был бургомистром довольно большого города. Как раз в это время Горбачевы приехали в Германию на обследование. Так вот он мне сказал — если есть Бог, он не допустит, чтобы Горбачевы вернулись домой живыми и невредимыми. Если есть Бог, один из них должен остаться на этой земле, ведь они предали здесь столько людей.