Разговаривать с Роудсом было достаточно сложно, приходилось говорить громче обычного. Между ними сидела Сигрид. А разговаривая громко на английском языке, они обращали на себя внимание даже в полупустом салоне первого класса.
Роудс замолчал, снова закрыв глаза. Сигрид тихо сказала Дронго:
— Он очень тяжело переживает смерть старшей дочери. До сих пор носит в кармане ее фотографию.
— Понимаю, — нахмурился Дронго.
В последнее время он плохо себя чувствовал, по ночам болело сердце, словно его прежняя беспорядочная и опасная жизнь мстила ему таким образом. А может, сказывались последствия тяжелого ранения в Нью-Йорке, когда он чудом остался жив.
Любезная стюардесса принесла еду, и они отвлеклись от темы, столь страшной для Роудса и объединившей этих трех пассажиров. В Москву они прилетели поздним вечером. В аэропорту их встречал автомобиль, присланный из американского посольства. В отеле «Балчуг» были заказаны номера для всех троих. Сигрид позвонила прямо из самолета по мобильному телефону и заказала номер для Дронго.
— Вы будете ужинать? — спросила она, когда они вышли из автомобиля у входа в отель.
— Да, — улыбнулся Дронго, — это сказывается на моей комплекции, но я люблю плотно ужинать по ночам.
— Как французы, — засмеялась Сигрид, — в таком случае увидимся через полчаса в ресторане.
— А мистер Роудс?
— Он никогда не ужинает так поздно, — пояснила молодая женщина, проходя следом за сенатором в здание.
В Америке прочно прижились нетрадиционные законы феминисток, и мужчины уже не обязаны были уступать место женщинам, тем более собственным секретарям.
Поднявшись в свой номер, Дронго по привычке принял душ, переоделся и ровно через полчаса спустился вниз, чтобы поужинать со спутницей. Она по-прежнему его очень интересовала, так как все время казалось, что он видел где-то ее лицо.
Усевшись на диван в холле отеля, он терпеливо ждал Сигрид. Наконец она появилась в другом конце холла. Теперь на ней был голубой брючный костюм, волосы распущены. Она была очень похожа на ту, другую женщину, которую он знал когда-то, в другую эпоху. И не похожа одновременно.
Нет, скорее похожа. То же лицо, та же фигура. Хотя не совсем. У дочери черты лица более тонкие, изящные. Ее мать напоминала роскошную львицу. Эта девушка скорее похожа на японскую статуэтку, имеющую задатки стать в будущем львицей. Как он сразу не разглядел эти знакомые черты, эти глаза.
Пораженный Дронго вскочил с дивана, ошеломленно глядя на подходившую к нему молодую женщину.
— Я идиот, — сказал он, когда она подошла к нему совсем близко, — я должен был давно все понять. Польский и русский. И ваша фамилия Андерссон. Вы Сигрид Андерссон, как же я этого раньше не понял. Вы та самая девочка, о которой говорил мне еще пять лет назад Адам Купцевич. Мы как раз недавно с ним встречались. Вы, очевидно, дочь Урсулы? Как же я вас сразу не узнал?