Надя побежала на звук. Ален стоял в дальнем конце комнаты, и вид его был страшен. Волосы в щепках и осколках стекла, а в руках он держал топор. Глаза доктора расширились, а лицо было в крови от множества мелких порезов. Он еще раз взмахнул топором, и очередное окно вылетело наружу. Под ногами заскрипело битое стекло.
Острые осколки усыпали пол и вонзились в его обнаженные руки. Кровь стекала на кисти и испачкала рукоятку топора, но Ален не обращал на это внимания. Страдание раздирало его, как дикий зверь.
Увидев ее, он оскалился. Его рубашка тоже была забрызгана кровью.
— Здесь для тебя небезопасно, — свирепо проворчал он.
— Я не уйду. — Надя сделала шаг вперед, потом остановилась, увидев, что он окаменел. — До тех пор, пока ты не перестанешь сходить с ума и мы не поговорим.
— Слова — твой бизнес, не мой. Я лечу больных, помнишь? Пациентов, которые верят мне, как верила Эдда. Она сейчас в морге из-за меня. — Его лицо исказила гримаса.
— Ален, послушай меня…
— Нет, это ты послушай. Убирайся к черту из моего дома!
И он снова замахал топором, только щепки полетели вокруг.
Надя с ужасом наблюдала, как он крушит мебель. Вскоре нетронутыми остались лишь камин и винтовая лестница.
И тогда топор выпал из окровавленных рук. Тяжело дыша, Ален повернулся к ней.
— Вы удовлетворены, миссис Адам? Я бросил топор.
— Не удовлетворена и не уйду отсюда, пока не добьюсь своего.
Ален прищурился и пожал плечами.
— Как вам будет угодно.
Надя схватила его за руку, не давая отвернуться.
— Я не уйду, пока ты не перестанешь винить себя в смерти Эдды.
— Не обманывайся, я не из тех, кто винит себя в чем-либо.
— Не будь смешным, Ален. Все знают, Эдда была больна, и ты прилагал бездну усилий, чтобы сохранить ей жизнь.
— Да, прилагал. — Он усмехнулся. — Даже пытался уговорить ее проконсультироваться с моим отцом. — Ален фыркнул. — Мой отец — потрясающий хирург. — Ален махнул рукой, не давая ей возможности возразить. — Я мог бы даже связаться с ним по телефону, чтобы проконсультироваться насчет пациентки, и он бы узнал меня по голосу. Ты правильно заметила, что я так и не избавился от растягивания гласных, как это делают янки. Уж он отличил бы мой говор от гнусавого выговора настоящего Алена.
Он уставился в пол, вспоминая вытянутое худое лицо с веснушками и наивными голубыми глазами.
— Мой друг был хорошим доктором и хорошим человеком, — продолжил Ален низким голосом. — Лучше, чем я когда-нибудь смогу стать.
Надя боялась вдохнуть, пошевелиться.
— Так что случилось на самом деле? — тихо спросила она.
— Приблизительно то, что я тебе рассказал, но с другими лицами. Я действительно остался в мотеле, а он поехал выпить пива. С собой у него был мой бумажник, потому что поездку оплачивал я. Мы были с ним примерно одного роста и телосложения, с волосами и глазами того же цвета.