У меня непроизвольно вырывается громкий крик ужаса — наверное, никогда еще мои легкие не исторгали такого сильного звука, и я рывком вздергиваю Виту вверх, не столько слыша, сколько чувствуя, как хрустят ее и мои кости. Я почти переваливаю ее в лодку, но тут сом вдруг приходит в движение, словно спохватившись, и бросает свое тело вперед с такой силой, что в «Казанку» ударяется волна. Чудовищная сила выдергивает Виту из моих рук, мгновенно разгибая ее пальцы, которыми она цепляется за борт и за меня, и когда ее лицо мелькает передо мной, на нем больше удивления, чем ужаса. А потом она падает в воду и уже там кричит, но крик сразу же прерывается коротким всхлипом, когда ее рот заполняется водой, и Виту утаскивает в мутную глубину, и она исчезает, вскинув руки со скрюченными пальцами, точно пытается ухватиться за поверхность реки. От резкого и сильного толчка «Казанка» наклоняется, зачерпывая правым бортом, я теряю равновесие и лечу следом вниз головой, и Волга, такая теплая в это время года, сейчас обдает меня холодом.
Мои глаза открыты, и в вихрящейся мути я вижу очертания уходящей вниз Виты, вижу ее машущие руки и машинально успеваю схватить одну из них, и меня тотчас утягивает вниз — вначале не резко и грубо, а мягко, даже как-то деликатно, но настойчиво и сильно, и я крепко сжимаю губы, чтобы не потерять ни единого пузырька воздуха. Я так хочу удержать Виту, но и ее пальцы выскальзывают из моих — большой, указательный, средний… Сейчас я, конечно, могу рассказывать об этом очень медленно, оговаривая каждую деталь, чтобы было понятно, как это страшно, когда тебя тянут на дно реки, как страшно, когда не сумев удержать друга, ты понимаешь, что и его сестру удержать ты не сможешь. Но это происходило почти мгновенно, молниеносно — одно за другим — и временем были сантиметры — глубже и глубже, все глубже и глубже… и два пальца в моих сжавшихся…
Плохо было то, что с самого начала я схватил Виту левой рукой, а поскольку я правша, то шансов каким-то чудом удержать ее у меня еще меньше, и я пытаюсь схватить ее и правой, чувствуя, что еще немного, и мы будем слишком глубоко, и придется бросать ее и всплывать. С трудом я тянусь правой рукой с растопыренными пальцами вниз, сквозь упругое сопротивление воды, и тут о мою ладонь ударяется что-то твердое, и пальцы хватают это, сжимают и чувствуют гладкую поверхность и слегка выдвинутое лезвие.
До сих пор я не устаю мысленно благодарить Юй и свою принципиальность, благодаря которым у меня в тот день оказался нож. Совсем недавно, безуспешно попытавшись заставить Виту послушаться меня в обмен на нож, я сложил его и сунул в карман штанов. А сейчас рыбина, тянущая нас, сильно дергается, сделав крутой заворот — она собирается уходить на глубину уже по-серьезному, окончательно, мордой вперед, и от этого рывка я переворачиваюсь вверх ногами. Нож и выпадает из моего кармана. Но от того же рывка рука Виты выскальзывает из моей, и меня отбрасывает в сторону, и я перекувыркиваюсь через голову, одновременно вцепляясь зубами в ложбинку на лезвии и открывая его. При обычных обстоятельствах для меня это несложно — еще несколько лет назад мы с Мишкой не раз так делали на спор, но как мне удалось открыть лезвие тогда, кувыркаясь под водой и теряя драгоценный воздух, которого и так уже почти не осталось, я до сих пор не могу понять. Сделал я это инстинктивно — наверное, правильно говорят, что если в минуту отчаяния в руке человека окажется оружие, оно часто начинает думать за него.