— Клодина, — прошептал он.
— Да, Джонатан, мой самый дорогой. Я здесь, с тобой. Я отвезу тебя в Эверсли. Ты поправишься. Я тебе обещаю.
— Кончено, — прошептал он.
— Нет, нет. Ты слишком молод, Джонатан Френшоу. Ты всегда был победителем. Вся твоя жизнь еще впереди.
Его губы вновь прошептали мое имя.
— Помни… — пробормотал он. — Живи счастливо, Клодина. Не оглядывайся назад. Тайны лучше всего хранить. Помни. Ради Амарилис… помни. Наша Я поцеловала его в лоб. Какое-то подобие улыбки скользнуло по его губам.
Он все еще пытался что-то сказать. Я думаю, было — «Будь счастлива». Я знала, что значили его слова Я должна была быть счастливой, сделать счастливым Дэвида, хранить нашу тайну. Долли была посвящена в нее, но у меня было ощущение, что от никогда ее не выдаст. Было много такого, что ей захотелось бы забыть.
— Не уходи, Джонатан, — сказала я.
— Ты меня любишь?
— Люблю… всем сердцем.
Его веки дрогнули, и вновь появилась улыбка.
— Джонатан! — взмолилась я. — Джонатан… Но он уже ничего не слышал.
Когда за ним приехали, он был мертв.
Прошло много времени с того страшного происшествия на берегу, когда на моих руках умер Джонатан. Амарилис и Джессике исполнилось одиннадцать лет. В том году, как и всегда, мы отпраздновали их дни рождения. Они росли вместе, в тесной дружбе, может быть, более тесной, чем это возможно у сестер. Они были такими разными — темноволосая броская красотка Джессика и светлая, как ангел, Амарилис. Они были любимицами всего нашего дома.
С Дэвидом я наслаждалась счастьем, в возможность которого и не верила. Конечно, это не было полное счастье. Как оно могло быть полным? Меня посещали сны, в которых я оказывалась в той комнате и слышала голоса, говорящие мне, что я обманула того, кто так горячо, так нежно любил меня. Иногда днем, когда я смеялась от счастья, эти голоса преследовали меня, омрачая радость и спокойствие души. Тогда я думала о Джонатане и находила утешение, вспоминая его слова. Я ни в коем случае не должна позволить Дэвиду усомниться в том, что наш брак не всегда был идеальным. Моим наказанием стало жить с тайной, и мне никогда не суждено было полностью избавиться от чувства вины. Всегда что-то должно было напоминать мне о ней, подобно голосам в комнате с привидениями. Жизнь в Эверсли шла почти так же, как всегда. Невозможно было сохранить в тайне, что Билли Графтер и Альберик были шпионами, поэтому они нашли свою смерть. Джонатан стал героем, который наказал их, и за это отдал свою жизнь.
Я иногда задумывалась о Долли. Я часто встречала ее, и, казалось, она прониклась ко мне симпатией. Эвелина Трент изменилась. Я так и не узнала, насколько ей было все известно, но она перестала так отчаянно оплакивать Эви и посвятила себя заботам о Долли. Я думаю, она поняла, что ее честолюбивые надежды, связанные с Эви, стали одной из основных причин, толкнувших внучку на такой отчаянный поступок. Должно быть, мысль о том, что она предпочла смерть в водной пучине гневу бабушки, оказала на нее отрезвляющее действие.