– Ты кто? – Карвасаров прищурился – в кабинете было не слишком светло. – А, управляющий. Чего тебе?
– Может статься, – сказал Иван Дормидонтович, – может статься, изменщика в ваших стенах сыскать не так-то и сложно.
– Ну? – насупил брови Мирон Михайлович.
– Есть у нас два брата Свищовых, медведи этакие…
– Знаю, видел. Дальше!
– Так вот, младший из них днями худую хворь подцепил, из тех, что французскою кличут. Через то сильно мается…
– Ты мне что рассказываешь?! Какое мне дело, чем твои люди болеют?
– Да в том-то и суть, – торопливо добавил Иван Дормидонтович (и куда подевалась его обычная обстоятельность?), – что заразу ту Егорка Свищов не где-нибудь подхватил, а в хлыстовском доме. У них ведь как: опосля радений затевается свальня… – Управляющий смущенно покашлял в кулак. – Может, слыхали?
– Слыхал. И что?
– Так вот Егорка мне говорил, будто в том доме не одни только хлысты радеют. Кое-кто из сторонних горожан тоже заглядывает. Случается даже, из благородного сословия. Вот одного-то он и признал. Чиновник полицейского департаменту. Он, понятное дело, там был не в мундире, но, думаю, классу невысокого…
– «Невысокого», – ядовито повторил полковник. – У нас половина таких. И что теперь, прикажешь каждого на опознание твоему Егорке возить? Или пустить его по кабинетам… с экскурсией?
– Зачем… Тут ведь что: они по средам радеют. А нынче как раз среда. Вдруг он там снова объявится, чиновник-то?
Полковник крякнул:
– Экий специалист выискался! Да с чего ты взял, что, если развратник, так притом и предатель? А кроме того – кто ж нас туда пустит?
– Вы – власть, вам виднее… – уклончиво сказал управляющий.
Карвасаров немного подумал.
– По какому адресу? – спросил он.
– Переулок Кривоколенный, желтый дом посередке.
– Они в котором часу на эти свои мерзости собираются?
– Обыкновенно после обеда…
– Кривоколенный… Ладно. – Карвасаров жестом подозвал одного из своих людей: – Распорядись, чтоб нынче ж туда филеров поставили. Ежели кого из наших узнают – сей же час в сыскную.
* * *
– А не совершить ли нам променад? В ресторанчик зайдем, откушаем, в колясочке покатаемся, – пропел Сопов и сладко потянулся. – Что скажете, любезная Анна Николаевна?
– Никакая я вам не любезная, – отрезала госпожа Дроздова. – И разгуливать с вами не собираюсь. У меня без того дела есть.
– Интересно узнать, какие же? К маменьке-папеньке навострились?
– Нет. Не ваше дело.
– Ну конечно. Где уж мне, сиворылому, соваться в дела благородненьких барышень. А только вот не пойму: как это вы до сих пор не озаботились известить домашних о своем телесном благополучии? Ведь, почитай, они вас уж и в живых-то не числят. Столько дней прошло после катания на «Самсоне»… Неужто родных-то не жалко? Объявились бы, сказали: так, дескать, и так, жива и здорова. Не угодно лично – можно и письмецом. А уж потом решайте дела сердечные, сколь душе будет угодно.