И тут ему пришла в голову неожиданная мысль.
– Доказательства есть, – сказал Дохтуров. – И не далее как в вашем ведомстве. Правда, я не знаю, как их получить…
– О чем это вы?
– О том, господин полковник, что в вашем департаменте есть предатель. С тем и Грач соглашался. И только этим фактом можно объяснить удивительную осведомленность наших противников. Мне, правда, далеко не все ясно. Но если найти этого человека – то, как говорится, будут расставлены точки над «i».
– Чушь, – спокойно заключил полковник. – Полная.
– Нет, не чушь. Я полагал, что после гибели японцев все наши неприятности должны прекратиться. Но этого не произошло. Вы слышали, что сегодня был убит Миллер?
Карвасаров усмехнулся:
– Положим, слышал. И что?
– Я говорил с ним третьего дня. Именно он летал на разведку над сопками в то время, как мы были в плену. По просьбе некоего чиновника из полицейского департамента, которому был чем-то обязан. Действовал, так сказать, приватно.
– Он это вам сам сказал? – недоверчиво спросил полковник.
– Да. Но не успел назвать имени. Сразу не вспомнил. А теперь вот его убили… И уверен, я знаю причину.
– И в чем же она, по-вашему, заключается?
– Его убили как ненужного свидетеля. Ставшего ныне опасным.
– Свидетеля чего? – спросил полковник.
– Миллер знал бесчестного чиновника в лицо, – ответил Павел Романович. – И мог при случае его опознать… Скажите, господин полковник, там, на квартире у Миллера, не было еще жертв?
– Еще? – удивился Карвасаров. – Неужто вам одного Миллера мало?
– И все же?
– Никого там более не было, – ответил полковник. – Один, в собственной постели… Да, навряд ли герой-ас рассчитывал почить на простынях.
– Отравлен? – быстро спросил Павел Романович.
– С чего вы взяли? – опять удивился Карвасаров. – Застрелен, во сне. Он ведь один изволил проживать, на съемной квартире, во флигеле. Поэтому никто ничего не услышал. Горничная поутру обнаружила.
– И все-таки это ваш полицейский-предатель, – мрачно проговорил Дохтуров.
– Возможно, – согласился полковник. – Однако найти его – долгое дело. Но вы не ответили на второй мой вопрос: что станете делать с вашей так называемой панацеей?
И снова возник острый момент. По понятным причинам Павел Романович в своем рассказе об истинных планах не упомянул. Во-первых, это было невозможно в присутствии мадам Дорис – та и без того уж насторожилась. Да и вообще, посторонних хватало.
– Я бы предпочел поговорить о том позже.
– Нет, – отрезал полковник. – Отвечайте теперь же, иначе я решу, что всей вашей болтовне – грош цена!
– Господин полковник, – вдруг подал голос человек, о котором все позабыли и который до сих пор ни словом, ни жестом не напоминал о своем существовании. – Позвольте сказать…