…Плафон действительно был очень неярким, и купе, в котором в одиночестве пребывал Павел Романович, казалось едва освещенным. Впрочем, света было достаточно, чтобы (хотя и с трудом) разобрать текст газеты, лежавшей на столике.
Это был экстренный выпуск «Харбинского вестника».
На первой полосе жирными черными буквами набрано:
ЧУДОВИЩНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ БОЛЬШЕВИКОВ!
Чуть ниже значилось:
О КОШМАРНОМ ЗЛОДЕЯНИИ, СОВЕРШЕННОМ БРОНШТЕЙНОМ, ЛЕНИНЫМ, ЯНКЕЛЕМ СВЕРДЛОВЫМ И ИСААКОМ ГОЛОЩЕКИНЫМ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ, В ДОМЕ ИПАТЬЕВА, В НОЧЬ С 16 НА 17 ИЮЛЯ, ПО НОВОМУ СТИЛЮ.
И еще ниже:
ГОСУДАРЬ УБИТ?
«По нашим сведениям, пока что не подтвержденным официально, однако определенно верным, бывший Государь-Император, Николай Александрович Романов, расстрелян в ночь на 17-е июля по решению так называемого уральского областного совета. О судьбе бывшей Государыни Императрицы Александры Федоровны и Августейшей Семьи сведений пока не имеется…»
Раздался негромкий стук в дверь. Она приоткрылась, и в купе вошла Анна Николаевна.
– Не спишь?
– Нет.
– Думаешь, это все-таки правда? – Она показала рукой на газету.
– Уверен.
Они помолчали. Потом Павел Романович спросил:
– Где едем?
– Пограничную давно миновали. Впереди Гродеково. Завтра вечером – Владивосток.
– Как там Владимир Петрович?
Вопрос был вовсе не праздный: все ехали в одном вагоне, однако в разных купе. Вагон был особенный, штабной. Места в нем с невероятным трудом устроила Дорис. Поначалу, когда сели, ротмистр был плох.
– Пришел в себя. По-моему, он поправляется.
Павел Романович прикрыл глаза:
– Ничего удивительного.
Анна Николаевна осторожно присела на полку в его ногах.
– Все коришь себя? Но ты не мог ничего сделать.
– Неважно. Теперь – неважно.
А про себя подумал: всего не объяснишь. Да и кому объяснять? Потомкам? Но те и без его комментариев прекрасно во всем разберутся. А ему уже все равно. Он банкрот. План– главное, что имелось, – провален. И потеряна панацея.
Анна Николаевна смотрела в глаза, словно пыталась прочесть его мысль.
– Ты мучаешься от того, что потерял лауданум? – спросила она. – А если б узнал наверное, что это не так, – как бы тогда поступил?
Он открыл глаза:
– Не шути так.
– Я не шучу.
Павел Романович рывком сел на полке:
– Что это значит? Объясни!
– Ты помнишь день, когда вы с ротмистром отправились в заведение, а меня оставили наедине с господином Соповым? Кажется, прошла тысяча лет, а ведь только позавчера было, – прибавила она с некоторой мечтательностью.
Но Дохтурову было не до сантиментов.
– Помню, помню, – нетерпеливо сказал он, – что дальше?
– Дальше титулярный советник попробовал за мной волочиться. Но недолго: я дала ему укорот, он и затих, – последнее, как показалось Дохтурову, прозвучало с некоторой даже досадой. – После он завалился спать, а я пошла из квартиры.