— Прекрасно, — обрадовался Кервуд, — познакомьте меня с ним.
Мы подходим к нашей машине, и я зову Костю. Он, явно смущаясь, выходит из автомобиля. Черт возьми, я могу гордиться таким парнем. Он чуть выше Кервуда и столь же широк в плечах. Такие ребята обычно нравятся девушкам. Видимо, он сразу понравился и Кервуду. Такой парень не может кому-то не понравиться. Или во мне говорят только отцовские чувства?
Кервуд пожимает ему руку и говорит, что рад новому знакомству. Я перевожу его слова на русский язык. Костя кивает и что-то бормочет. Он еще не привык разговаривать с американскими конгрессменами, даже если они всего лишь заседают в законодательном собрании такого штата, как наш. Но довольный Кервуд улыбается и хлопает его по плечу. Знакомство состоялось. Кервуд приглашает нас приехать в гости и познакомиться с его женой и дочерьми. У него прекрасные девочки, хорошо воспитанные американские девочки, которые учатся вместе с Сашей. Вообще, в нашем городке все дети учатся в одной школе. Здесь нет сословного деления. В Америке уже давно нет расового или национального разделения. Здесь вы американец, независимо от цвета кожи, национальности и веры. Могут быть, и почти всегда бывают, только сословные разделения по имущественному признаку. Но это в больших городах, как Нью-Йорк или Лос-Анджелес. В маленьких городках, где все друг друга знают, такое разделение немыслимо. Все ходят в единственную школу, которая есть в нашем городке. Так проще и удобнее. Может быть, потом наши девочки уедут учиться в Гарвард, а дети Пабло останутся в городе помогать ему работать в ресторане, но это будет после окончания школы. А пока все равны и все ходят в одну школу. Наверное, это правильно.
Когда-то и у нас была страна, где все были равны. Мы развивались даже более гармоничным образом. В нашей стране все были равны по-настоящему, ведь богатых не могло быть.
Или, вернее, почти не было, а жулики, получавшие свои миллионы неправедным путем, очень боялись афишировать свое богатство. В отличие от Америки, у нас не было даже имущественного разделения, не говоря уже об остальном. Мы были советскими людьми. И прибалты, плохо говорящие по-русски, и чукчи, про которых ходило столько анекдотов, и таджики с киргизами, которых я всегда путал и которые часто не знали русских слов. Но все мы были гражданами одной великой страны, и таджик пользовался такими же правами, как русский, грузин, латыш или чуваш. Был антисемитизм, я иногда видел, как зажимали евреев, не принимая их в институты или в университеты. Но я не думаю, что это была продуманная государственная политика, как сейчас иногда пишут. Ведь в наших академиях и институтах все равно было больше всего евреев. И наверное, это правильно. Если они самые предприимчивые и умные, то куда им еще идти в социалистическом государстве? В Америке они могут заниматься бизнесом, а что им было делать в бывшем СССР? Многие уезжали, самые талантливые становились известными деятелями культуры, нередко меняя свои фамилии. А остальные двигали вперед науку в государстве, которое не всегда их ценило.