Весеннее солнцестояние уже миновало, и день был чуть длиннее, чем ночь. Наконец, он таки кончился. Владимир сперва думал надеть длинный, черный, по моде неизвестно каких древних годов XX века пошитый плащ, в котором в принципе можно было бы спрятать молот, но передумал. Какой в этом смысл? Анданорцам было абсолютно безразлично, с оружием его застанут на улице ночью или без оружия. В военное время наказание за всякий проступок одно — «приведение тела в не пригодное для жизни состояние». Ну что же… Не земляне навязали гостям с Анданора такие условия игры. Владимир думал, как он будет спускаться по лестнице, мимо всех соседских дверей. «А вдруг, — подумалось ему, — кто-то посмотрит в „глазок“? А вдруг донесет?» Быть может, имей он какое-либо иное задание от Сопротивления, он бы прятался. Но сейчас — Владимир это чувствовал — ему не нужно было думать о соседях, он не должен был, хотя бы в своем подъезде, прятаться как мышь, даже если логика говорила ему, что делать это следовало бы. Его шансы на успех, по этой же самой логике, были настолько пренебрежительно малы, что и слушать ее подсказки Владимиру казалось неправильным. Если разум подсказывает вам, что вы обречены, перестаньте слушаться его голоса, и, быть может, все еще обойдется. Эта посетившая Володю мысль показалась ему самому очень восточной какой-то и симпатичной. Помолившись молитвами и в дорогу, и на успех дела и засунув за пояс залихватски-разбойничий охотничий нож внушительных размеров, а также прихватив целый моток прочного, металлического в пластике, троса, Володя открыл входную дверь и, не прячась, спокойно вышел из нее с молотом в руке. Ему казалось, что он сейчас вовсе не он, а какой-то то ли герой, то ли даже божество древности. Тор, вспомнил он, спускаясь по лестнице, гулко разносящей его шаги по всему подъезду. Тор — это как раз такой вот парень с молотом. Был ли у Владимира план? Можно сказать, что был. Подкрасться сзади к патрулю и одним ударом оглушить обоих. Владимир вспомнил, что даже не выглянул на улицу, чтобы увидеть, нет ли поблизости патруля. «Что же, — какой-то злорадной вспышкой мелькнула мысль, — это тоже против логики, стало быть, очень хорошо. Да и не возвращаться же». Если бы кто-нибудь из соседей решился-таки подойти к «глазку», то увидел бы Владимира, одетого в кожаную куртку, теплые штаны и с наглым и торжественным видом несущего в руке огромный смертоносный молот. Идущего на верную смерть. И у всякого, кто осмелился бы прильнуть глазом к бойнице «глазка», возникла бы, вопреки той же логике, мысль, что у него все получится — таким уверенным в своих силах и исполненным мрачной решимости смотрелся Владимир.