— Понимаю, — добродушно кивнул Саакян, — не хотите получать бандитские деньги? Ничего, мы сумеем продумать форму нашей благодарности. Но только в том случае, если его не признают виновным в этом страшном убийстве.
— Вы лично знали Проталина?
— Конечно, знал. Хороший офицер, очень смелый оперативник. Немного нервный, сказывалась его командировка в Чечню. Но смелый и решительный. Мог сказать любому чиновнику в лицо все, что о нем думал. Самое главное, что с ним всегда можно было договориться. Поэтому версия его убийства Вано Тевзадзе мне представлялась абсолютно бредовой.
— Почему в прошедшем времени? — сразу поинтересовался Дронго. — Почему «представлялась»? А не «представляется»?
— Именно потому, что я все знаю. Ни одной зацепки у Вано нет и не может быть. Ни одного шанса на освобождение. Любой суд гарантированно вынесет высшую меру наказания — пожизненное заключение. И никто не поможет несчастному.
— А вы согласны помочь?
— Безусловно. Сделать все, чтобы вытащить Тевзадзе. Вы должны понимать, как к нам относятся люди после этого случая. Для них ведь все кавказцы на одно лицо. Азербайджанцы, армяне, грузины, осетины, лезгины. В общем, все. На рынках уже говорят, что нужно гнать отсюда «чернозадых». Говорят еще более грубо. И боюсь, что такие настроения будут провоцироваться еще больше после возможного осуждения Тевзадзе. Тогда нам всем действительно придется отсюда уехать.
— Защищая Тевзадзе, вы думаете прежде всего о своих интересах, — заметил Дронго, — мне кажется, что это не совсем честно. Ведь он не был членом вашего преступного клана?
— Не был, — согласился Саакян, — он вообще старался держаться в стороне. Привез товар, получил деньги, уехал. Никаких лишних встреч, никаких лишних разговоров. Я только после его ареста узнал, что он был еще и осведомителем уголовного розыска. Но здесь у меня к нему нет никаких претензий. Он ни разу никого из наших не сдал. А сдал только один раз двоих «беспредельщиков», которые кустарно планировали нападение на банк. Если бы не Тевзадзе, эти двое отморозков могли бы устроить кровавую бойню. Нет, у нас к нему нет никаких претензий. Он человек опытный. Знает, что можно говорить, чего нельзя. Два раза в колониях сидел. Когда я узнал, что его в камере избили, я думал, что всех уродов, которые его били, накажу. Потом понял, что нельзя и здесь вмешиваться. Формально он был стукачом, а мы не имеем права таких защищать. В общем, вы уже поняли: все смешалось в один клубок. И все наши проблемы сейчас завязаны на этом судебном процессе. Если вдруг случится чудо и Тевзадзе оправдают, то это будет самым лучшим результатом. Но если его посадят, последствия будут просто непредсказуемыми. Хотя я почти убежден, что его наверняка посадят. Никаких других вариантов я пока не вижу.