— Что, зачесалось у нее за неделю? А как же те в России, которые с сорок первого бедствуют, но терпят? Все равно в карман не напасутся до конца войны.
— Це вы правду кажэтэ, товарыш комбат, — соглашались солдаты и сержанты, но жены продолжали приходить.
По возвращении перед рассветом мы застали обитателей землянки комбата спящими. Печь погасла. Комбат ругался. Потом вспомнил о приказании и спросил, почему не доложили о выполнении приказания. Лена усмехнулась и сказала, что приказание было выполнено с помехами, так как стажеру-связисту приходилось одновременно отвечать по телефону при проверках исправности линии. Конечно, опыта у него никакого, но теперь распечатался.
В ноябре 1973 года меня пригласили в это село местные власти по случаю открытия школьного музея боевой славы, посвященного 30-летию освобождения их села и почти двухмесячной обороны нашего полка на их земле. Я привез в качестве подарка музею фотомонтажи всех учтенных ветеранов полка, схемы боев, списки с адресами ветеранов и множество фотографий. С каким трепетом в душе я прошел вдоль всех траншей, от которых остались «шрамы» на скатах и выемки в местах землянок и огневых позиций орудий. Сохранилась и та хата, в которой размещался штаб. Старик со старухой уже давно ушли в мир иной. Директор восьмилетки и «голова сельрады» решили перекрыть ее заново соломой и содержать в прежнем виде, даже поставили полевой телефон и керосиновую коптилку из гильзы снаряда. Хата стала филиалом школьного музея боевой славы.
На митинге, устроенном по сему случаю, у трибуны стояли из 70-ти человек, призванных в ноябре 43-го, только восемь бывших воинов. Я был немало удивлен не только тому, что мне надели ленту и выдали диплом Почетного гражданина этого села, но и тому, что почти все они меня узнали влицо, хотя видеться приходилось в основном ночью на окопных работах и в траншеях. Более того, они решили назвать новую улицу для молодоженов улицей 48-го стрелкового Краснознаменного Трансильванского полка. Такого же звания был удостоен и коман-дир батальона подполковник Алексей Кошелев, проживавший в Кисловодске со своей женой, медсестрой-фронтовичкой Фатьмой. Его супруга Фатьма (крымская татарка) была фельдшером в батальоне, потом начальником аптеки медса-бата, и еще с боев под Туапсе в 1942 году они связали себя семейными узами. Сам Алексей Варламович, как я писал, начинал войну сержантом с медалью «За отвагу» еще с финской. В тяжелых боях на туапсинских перевалах за боевые отличия он получил орден Красного Знамени и звание младшего лейтенанта, пройдя затем в стрелках и пулеметчиках взвод, роту и батальон, закончил войну майором с двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Александра Невского. Представлялся даже на Героя за форсирование Тиссы. А вот еще одна любовь. Шура Маслова (Переварова) лейтенант, комсорг стрелкового полка. Она не раз поднимала роты в атаку, когда взводный лейтенант не мог сам оторвать от земли зеленых новобранцев. А перед ней они пасовали. Да, и она жила с полковым особистом Переваровым. Приезжала в подмосковные Химки рожать к матери, оставляла бабушке внука-младенца и свой денежный аттестат фронтового содержания на прокорм по карточкам, а сама снова возвращалась в строй.