— Все молодые люди Германии вступают в нацистскую партию. Они маршируют по улицам, они везде! К счастью, моя семья живет в сравнительно глухом месте, но ее постоянно гнетет неуверенность.
— Гретхен, а не попытаться ли им выбраться оттуда?
— У них нет возможности это сделать, они потеряли бы все. Да и как можно оторваться от своих корней? Эдвард говорит, что мы съездим к ним следующим летом, но я в этом не уверена, все постоянно меняется. Они мне не пишут об этом, но я чувствую, как им плохо. Они не хотят, чтобы я беспокоилась, говорят, что все у них хорошо, но я очень боюсь за них!
Я попыталась припомнить то ужасное ощущение, от которого мне было никак не избавиться: жуткое в своем неистовстве презрение к человеческим страданиям, этот ужас и безнадежность, которые я видела на лицах людей в ту ночь! Меня приводило в отчаяние сознание того, что люди могут быть столь безразличны и даже находить наслаждение в муках других. И что было причиной этого? Я бы еще могла понять взрыв гнева в ответ на какие-то из ряда вон выходящие действия, но это бессмысленное преследование на почве расовой ненависти было вне пределов моего понимания. Что это были за люди, способные так себя вести? Всякий раз, когда я вспоминала события той ночи, мне становилось дурно от гнева и отчаяния.
— Я хочу кое-что сообщить тебе, Виолетта, — сказала Гретхен. — Я жду ребенка!
Я обняла ее с радостью. Это и еще ее любовь к Эдварду в какой-то мере смогут компенсировать Гретхен постоянное беспокойство за судьбу семьи.
Я с родителями отправилась в Корнуолл на празднование дня рождения. Визит предстоял краткий, потому что мать и я собирались вернуться вновь в ноябре и оставаться там до рождения ребенка. Мать хотела просто убедиться, что все в порядке, я же предполагала задержаться подольше.
Мы еще не строили планы на Рождество, но подумывали о том, чтобы провести его в Корнуолле, поскольку трудно было представить себе праздник без Дорабеллы, а ее ребенок будет еще слишком мал для того, чтобы путешествовать.
Дорабелла, очень хорошо выглядевшая, обрадовалась, увидев нас. Она обняла меня и воскликнула:
— Ты не представляешь, как мне тебя не хватало! Мне не по себе, когда мы с тобой порознь. Как можно сломать привычку, сложившуюся в течение жизни?
Она говорила со мной очень открыто, что было не похоже на нее, и у меня мелькнула мысль, что она может быть… ну, не то чтобы сожалеет о сделанном ею выборе, но, возможно, ставит его под вопрос, хотя Дермот был предан ей и она, по всей видимости, питала к нему теплые чувства. Наверное, на Дорабеллу действовала беременность.