Он прикрыл глаза. Должно быть, я утомил его своей болтовней. Я поднимаюсь, чтобы тихонько уйти, как снова слышу надтреснутый голос:
– Для Афганистана ты молод. Где служил? В Югославии? Чечне?
– В Чечне.
– Там все иначе, верно?
– Да. Иначе. Я не чувствую себя героем. Скорее пешкой в чужой игре. Иногда не могу избавиться от ощущения, что это еще не кончилось.
– Хе-хе-хе, – коротко, словно опорожнил кишечник, рассмеялся старик. – Ваше поколение называет нас винтиками… А для себя вы какое прозвище придумали? Шпунтики? Я прожил жизнь. Я перевидал много правителей. Вот что я скажу тебе, парень: изменилось лишь то, что вы перестали верить тем, кто думает за вас. Но в остальном все осталось прежним. Именем партии или именем демократии. Какая разница… – Старик снова смежил веки. Получеловек-полутруп на соседней койке захрипел бессмысленно и дико.
– До свидания, – говорю я, медленно затворяя за собой скрипучую дверь.
Два дня спустя я снова звоню в больницу, и мне говорят, что старик Спиридонов ночью скончался.
Ноябрь 2000 г.
В этом сне они снова были вместе. Втроем. И чему-то смеялись. Она не понимала – чему именно. Просто было весело. Наверное, оттого, что они снова были счастливы. Строили песчаную крепость на теплом берегу, а расшалившиеся волны лизали своими шершавыми язычками босые пятки…
Телефонный звонок вернул ее в реальность серого предзимнего дня. Разлепив глаза, она сняла трубку, заранее возненавидев собеседника, отнимавшего у нее последние секунды солнечного миража…
«Почему это произошло именно с нами?»
Первые же слова заставили ее подскочить, сбросив остатки сна, прислонив свободную руку к виску, в котором эхом отдавалось дробно заколотившееся сердце.
– По поводу рукописи под названием «Последний довод».
– Да, я слушаю…
– Я хотел бы поговорить с автором.
– Его сейчас здесь нет. Но я ему передам в ближайшее время. Он свяжется с вами.
– Вы – агент?
– Нет. Я – доверенное лицо.
– У него есть телефон?
– Нет, он живет за городом. Но, думаю, сможет приехать.
Когда разговор был окончен, она опустила трубку на рычажки, вновь откинулась на смятую подушку. Она не испытывала ни радости, ни ликования, лишь удовлетворение от выполненного дела и давящую расслабленную усталость. Ей отчаянно захотелось зажмурить глаза и снова оказаться в счастливом мираже. Но она знала, что этого не случится. Почему-то ее хорошие сны, в отличие от дурных, никогда не повторялись.
Апрель 2000 г.
Моя новая жизнь идет своим чередом, как и весна, оставляя ту, другую, позади все дальше и дальше. И постепенно, сперва с сомнением, затем – с воскресающим бог весть откуда оптимизмом, я понимаю, что впереди еще может быть много чистого, светлого, радостного.