Декабрь 2000 г.
За окнами тряской электрички поплыли старенькие бревенчатые домики, кособокие хатки, щитовые дачки за хлипкой оградой. Дорогой пригород закончился. Дедок в облезлой ушанке, сидящий напротив, залез в холщовую сумку, вытащил пакет с вареными яйцами и смятыми бутербродами. Предложил ей. Она, поблагодарив, отказалась. Дедок принялся жевать, смачно чавкая. Прервавшись, неожиданно спросил:
– Как думаешь, дочка, когда-нибудь заживем по-человечески?
Она ответила, что не знает.
Дедок прокряхтел: «Э-хе-хе…», вытащил бутылку с коричневой жидкостью, шумно отхлебнул, вытер губы рукавом.
– Чай, – пояснил он. – А ты что подумала?
Она неожиданно сконфузилась, пробормотав, что вовсе не думала ничего такого.
– Пил я и покрепче, конечно, – с достоинством поведал дедок. – Да здоровье уж не то. Годы, они свое берут. Радуйтесь, пока молодые. Тебе сколько, тридцать?
Она кивнула. Ей было двадцать семь. Но это не имело значения.
– Девчонка совсем. Все еще впереди. Живи да радуйся.
– Да, – повторила она эхом. – Живи да радуйся…
Объявили станцию. Она поднялась, направилась к выходу, услыхав за спиной:
– Счастливо, дочка.
Дом стоял возле леса. Добротный деревенский дом, из тех, что служат не одному поколению, и ничего им не делается. Разве потемнели бревна да слегка покривились резные ставенки. За забором хрипло залаяла остроухая овчарка. Из дома вышла немолодая настороженная женщина в валенках и наброшенном на плечи пальто, приветливо улыбнувшись, поспешила навстречу.
– Фу, Лора, свои.
Сббака, покорно урча, удалилась.
– Добрый день, Верочка. Было время, и на замки-то не запирались…
– Береженого бог бережет, – сказала она, прикусив губу. Всякий раз ей было тяжело приезжать сюда. Мысленно бранить себя за невольную зависть к чужой жизни, пусть даже омраченной тяжелой болезнью.
– Как Саша?
– Ничего… – Горько вздохнув, женщина покачала головой. – Правду врачи сказали: свежий воздух творит чудеса. Но зрение все падает, а он-то, как маленький, слушать никого не желает. Ему читать запретили, так он наоборот. «Ослепнешь», – говорю. А он: «Я знаю». И снова за книжку…
– Разве ничего нельзя сделать?
– Пока нет. – Женщина несколько раз быстро моргнула. – Потом, со временем… Говорят, возможна операция… Платная. А Саша говорит: «Вот и хорошо. Квартиру мою продадим. Чего волноваться-то?» Он всегда таким был. Верил, что все к лучшему. Даже в черном умудрялся белое увидеть… – Женщина вздрогнула, осекшись на последнем слове, прикусила смятый платок. – Вы-то как?
– Тоже ничего. Помаленьку.