– Давайте мы подождем вас во дворе, – предлагаю я.
– А кофе?
– В другой раз. Будет повод, чтобы зайти. И посмотреть ваш кран.
– Не надо. Я слесаря вызову.
– Это ни. к чему. Он сдерет с вас бешеные деньги за несчастную прокладку. А меня вы просто угостите кофе. Ведь слово надо держать?
Мы вышли во двор и принялись лепить снеговика. Получилась довольно банальная пузатая фигура с ручками-ветками. Я вытащил сигарету, хотел закурить, но, передумав, воткнул в замысловатый изгиб снежного рта.
– Класс! – восхищается Мишка. – Вылитый Владимир Иваныч, наш сторож из сада.
– Курить вредно, – вспомнив о своей взрослой воспитательной роли, спохватываюсь я.
– Я знаю. Хочешь секрет?
– Валяй.
– Мама иногда курит по вечерам. Когда уложит меня спать. Она думает, что я не знаю. Но я знаю, а бабушке не говорю.
– Она у тебя хорошая, – зачем-то откровенничаю я.
– Я тоже так думаю. А бабушкина соседка тетя Катя – дура.
– Факт.
Подъездная дверь распахивается, и выходит Вера. Мишка с гордостью демонстрирует наше творение. Вера, приподняв широкие брови, замечает:
– Курить вредно. А чему вы улыбаетесь? Что смешного я сказала?
– Вы абсолютно правы. Как сказал бы один мой друг, «на двести процентов». Черкните мне ваш телефончик, чтобы в следующий раз я не был незваным гостем.
– Миша, погуляй.
И он покорно отходит в сторону, месит ногой снег.
– Зачем все это? – тихо спрашивает Вера, пристально глядя мне прямо в зрачки…
Легко сказать «зачем?». Если бы все на свете было так просто объяснить… Я же не могу ответить: «Черт его знает…» Вот если бы у меня был язык подвешен, как у Огурца или Гарика… Но я не писатель, и бабником себя не могу назвать даже с большой натяжкой… И потому стою и, согреваясь в непонятном, бог весть откуда излучаемом тепле, молчу и улыбаюсь, как полный идиот.
Зачем-то я вновь набираю номер Гарика. Я и раньше пару раз пытался связаться с ним, но усталый надтреснутый женский голос, справившись, кто говорит, повторял заученно, как автоответчик, что Игоря нет и, когда будет, неизвестно…
Домой он отправился раньше всех нас. После того неожиданного срыва с автоматной пальбой, когда погиб старик и были ранены две женщины, Гарику грозило судебное разбирательство. Но ему повезло: прессы и прокурора поблизости не оказалось. Медики по-скорому поставили Гарику «невменяемость в результате перенесенной контузии», Василий выправил дембельский лист, и война для рядового Игоря Шмелева закончилась…
И вдруг тот же усталый женский голос-автоответчик, представившись Алевтиной Николаевной, мамой Игорька, печально просит о встрече: