Верно — кто-то обращался со мной, словно я кукла. Интересная, однако, мысль. Меня усадили на стул, зафиксировали, чтобы не упала и меня никто не украл. С недавнего времени я чья-то собственность.
Любопытно, что находится прямо передо мной? Может быть, пластмассовый стол с кукольным сервизом: чашки, блюдца, ложечки, чайник? У меня в детстве был такой, розово-красный, я его очень любила и всячески берегла; редко давала даже близкой подружке-однокласснице трогать эту милую маленькую посуду. Со временем, конечно, предметы терялись, исчезали без следа, как это часто происходит с игрушками, и каждый раз я горько плакала. Каждый раз пропавшая чашечка или ложечка ассоциировались у меня с проходящими годами, с тем, как безвозвратно стареет мама, как ее лицо покрывается морщинками, становится все более уставшим, смирившимся.
Я заплакала снова. На этот раз из-за воспоминаний. Мне было тринадцать лет, когда мама отдала кукольный набор маленькой соседской девочке, вернее, то, что от него осталось: две тарелочки, две чашки и три ложечки. Это подействовало на меня словно самое страшное оскорбление, повергло меня в шок. Было очень больно — в тринадцать лет еще плохо справляешься со своими эмоциями. Я ревела тогда всю ночь, но ничего маме не сказала. Я была уверена, что детство кончилось. И почти не ошиблась.
5
Я не имела понятия, сколько времени и сколько уже сижу на этом стуле в холодном помещении. Никто не пришел. Я ничего не слышала, кроме очень далекого, призрачного звука капающей по соседству воды. Мне приходилось гнать мысли о воде, хотя это была немыслимая мука. Во рту пересохло, я не могла толком сглотнуть горько-кислую слюну. Она склеила мне весь рот. Губы покрылись коркой, облизывать их не имело смысла, да я и не могла: челюсти не давал раздвинуть скотч. И глаза — они тоже слипались от грязи, от слез.
Я стала ненавидеть себя за свою беспомощность и безволие. Видимо, где-то я совершила ошибку и теперь расплачиваюсь.
6 Я опять кричала, на этот раз громче, отчаянней, я билась на стуле, используя минимальную слабину держащих меня пут, пока не поняла, что сейчас снова потеряю сознание. Мне не хватало безумия. Вспышка истерики была кратковременной, но сильной. Помню, я что-то говорила в пустоту, уверенная, что мой похититель наблюдает за мной откуда-нибудь. Я умоляла отпустить меня, заверяла его в том, что я буду молчать всю-всю жизнь, ведь никакого дела мне нет до его внешности… и так далее, и тому подобное. Я брызгала каплями густой слюны изо рта, который даже не могла как следует открыть, я шевелила пальцами рук и ног. Я выдувала воздух сквозь сомкнутые зубы и от мысли, как нелепо и жутко это выглядит со стороны, распалялась еще больше. Я выла, шипела, дергалась и не могла добиться ничего.