В тех созданиях Кабала увидела какое-то особенное качество. Члены Кабалы понимали, что рано или поздно человеческая раса поднимется, чтобы сыграть основную роль в мироздании. Человечество либо должно было стать самым мощным оружием против Первобытного Уничтожения, либо стать пешкой в его руках. Так или иначе, Кабала решила, что люди, развивающиеся в своем болоте, это не та раса, которую можно проигнорировать.
Грамматикус знал, что этот факт разделил правящую верхушку Кабалы. Большинство представляли старые расы, и расценивали новые виды жизни в галактике как мусор. Они боялись признать, что их судьба, как и судьба всех остальных, будет решаться молодыми, пока еще ни на что не способными существами, когда их собственная раса уже давно являлась зрелой.
Гахет как-то рассказывал Грамматикусу, что Кабала сделала первые шаги к человечеству задолго до летоисчесления, сказал об этом с горечью, и с еще большей горечью он принял повторный отказ Кабалы помочь человечеству в развитии.
— Вы всегда были дикими упрямыми зверьми — сказал Гахет. — С отвратительно высоким самомнением. Мы пытались повлиять на вас, направить вас в нужную сторону. Это было как…
Гахет сделал паузу, ища подходящее человеческое сравнение.
— Это было все равно, что приказать течению реки поменять направление.
Грамматикус улыбнулся.
— Мы упрямые — кивнул он с гордостью в глазах. — Разве вы не думали, что стоит делать все это до того, как мы развились?
— Мы считали подобное поведение грубым варварством. Все, кроме Слау Дха конечно.
— Конечно. А теперь?
— Теперь я сожалею, что мы не уничтожили вас, когда был такой шанс. В последнее время единственный наш инструмент — разрушение.
Почти у всех людей, принятых в Кабалу было немало изъянов. Джон Грамматикус полагал, что он преуспел там, где другие потерпели неудачу из-за своего дара.
Он был псайкером.
— Уксор встретится с вами, гетман Хеникер, — объявил младший офицер.
— Спасибо, — ответил Грамматикус и поднялся со своего стула в конце коридора. Он прошел к комнате брифинга, на ходу расстегнув пуговицы на одежде. Судя по нестерпимой жаре внутри дворца, наступил полдень. Расположенный в пятнадцати километрах от порта Мон Ло, дворец приспособили под станцию контроля. Среди этих древних стен можно было почувствовать себя как в духовке.
У организма Джона Грамматикуса не было необходимости потеть, но он позволял телу выделять пот. Вокруг него все потели, а он не хотел выделяться.
Он постучал в дверь.
— Войдите!
Он вошел в большую, широкую комнату, с колоннами, поддерживающими потолок. Верхушки колонн были вырезаны в виде тростника и напоминали об архитектуре Нуртийцев. В центре комнаты стоял стальной стол, за которым сидела Уксор Рахсана. Вокруг нее находились четыре ее помощницы.