Неужели она все-таки звонила в Москву? Может, сделала это по ошибке? Позвонила кому-нибудь из своих подруг? Нет, это на нее не похоже. Она была всегда несколько замкнутой, за время нашей совместной работы даже не спросила номер моего сотового телефона. Я поднимаюсь в их комнаты. Вещи разбросаны. На полу валяется любимый халат Нади. Нет, похоже, она ушла отсюда не добровольно. Ее явно увозили насильно. Именно в эту минуту я понимаю, что Надя не могла привезти ко мне свою дочь и потом звонить этим ублюдкам. Ну никак не могла. Значит, они нашли меня по другому каналу. Каналу?! Конечно, моя «Моторолла»! Этот сукин сын, «владелец скотобойни», все правильно продумал. В мой сотовый телефон вмонтирован миниатюрный передатчик. Или просто они засекали место по разговору. Найти меня таким образом, наверное, совсем нетрудно. Я достаю телефон и бросаю его на пол. Потом долгу топчу. Так и есть. Нужно быть идиотом, чтобы не заметить вмонтированный в мембрану «жучок». Значит, они слышали и все наши с Надей разговоры.
Теперь я точно знаю, чего хочу, и, закрыв двери на все замки, отправляюсь к отелю «Палас». Честно говоря, настроение у меня препоганое. Отель маленький, всего в пять этажей. Я вхожу, сонный портье дремлет за стойкой. Кивнув ему, поднимаюсь по лестнице. Нужно быть очень осторожным, ведь их там четверо.
Дойдя до двести четвертого номера, я осторожно стучу. Никто не отвечает. Неужели тот ублюдок обманул? Я стучу еще раз. За дверью слышится шорох.
— Кто нужен? — спрашивают по-русски, словно здесь не французский город Лабуэр, а сходка воров в законе в российской «малине». Я несу какую-то ахинею на французском — кое-чему меня успела научить Надя, — сам не знаю, что говорю.
Дверь приоткрывается. Я мгновенно упираю глушитель в живот типу, который просматривается в проеме. Это сильно впечатляет. Он делает шаг в сторону и, задыхаясь, спрашивает:
— Чего нужно?
— Где они? — тихо произношу я. Он кивает в сторону другой комнаты.
Я толкаю его в том направлении, готовый стрелять при первой необходимости. И вижу: в комнате на кровати сидит Саша, сгорбившись, уставившись взглядом перед собой. Вы когда-нибудь видели взрослые раненые глаза ребенка? Я их увидел. Эти глаза все решили.
Увидев меня, Сашенька вскочила, смотрит то на меня, то на своего охранника. И, самое страшное, молчит. Даже не кричит. А мы стоим перед ней. Ее охранник впереди, я чуть позади него. Пистолет упер ему в спину. Он ведь не идиот, понимает, что лучше не дергаться.
— Это я, — хрипло говорю девочке, — ты меня не узнаешь?