Вот и договорились.
Немудрено, что когда электрическая моя колесница остановилась наконец у фонарного столба с ржаво-желтой табличкой, исчерченной то ли царапинами, то ли буквами неведомого алфавита, а громкоговоритель вдруг взревел на весь салон испитым басом: «Конечная. Просьба освободить салон», – я на мгновение утратил контроль над собой. Задрожал, затрясся, завибрировал всем телом, коротко вякнул и взорвался – но не умер, конечно. Так, не репетиция даже – первая читка.
Он <…> странствует за пределами Четырех морей.
Вероятно, следует сказать, что я потерял сознание. Но меня бесит это выражение: оно не дает никакого представления о том, что происходит с человеком, чья обитаемая реальность вдруг исчезла, рассыпалась, искрошилась в темную, гнилую труху.
Зато выражение «прийти в сознание» вполне меня устраивает. Примерно так все и происходит: шел, шел и пришел. Перешел вброд Великую реку и вернулся, черт побери, к родным берегам. Счастье.
Обретя себя или качественную копию, почти неотличимую от оригинала, я огляделся. Судя по всему, местный троллейбусный парк больше не нуждался в моих услугах. Во всяком случае, я сидел уже не в водительском кресле, а на мостовой, вымощенной мелкими круглыми камешками. Невелика потеря: мостовая была вполне теплой и, кажется, даже чистой. Воздух пах речной сыростью, дымом, травой и почему-то ванилью, словно бы где-то неподалеку работала кондитерская. Фонарный столб с табличкой, очевидно, провалился в тартарары, зато с древесных ветвей в изобилии свисали сияющие гирлянды мелких лампочек, оранжевых и голубых.
Поднявшись на ноги, я огляделся. Узкая улица, резные ограды палисадников, остроконечные крыши невысоких домов – все это было чрезвычайно похоже на какой-нибудь маленький европейский городок. Баварский курорт или, скажем, сладостная швейцарская глухомань – такие тонкости мне различить не по силам, да и ни к чему. Потому что и так понятно: никакая это не Европа. Нечто иное, для чего и названия-то нет в обжитых мною языках. Только условные, меня самого не слишком устраивающие определения: Нижний Город, обитаемая тень всех городов, возведенных людьми, одна на всех. Заветная изнанка бытия, подвижная, вертлявая граница между сбывшимся и несбывшимся.
Я ложусь навзничь, прижимаюсь лбом, губами, щеками, веками к прохладным камешкам мостовой. Это осознанный жест: я не знаю иного способа приветствовать новую реальность, кроме вот такой робкой телесной близости, в которой нет ни страсти, ни восторга – лишь почтительный трепет и бесконечное смирение.