В римской мифологии бог входов и выходов.
Спокойно допиваю остывший кофе. Вооружившись столовым ножом, потрошу пирог. Наконец извлекаю оттуда связку ключей. Я знал, что они там: сам же и прятал. Чувствуется школа старика Хоффмайстера: ни дня без дурацких сюрпризов и кавээновских розыгрышей. Не Ключник, а массовик-затейник санаторский, прости господи… Впрочем, я и сам такой же. Даже хуже, пожалуй.
Поэтому я не прячу ключи в карман (откровенно говоря, этого было бы вполне достаточно), а педантично глотаю их, один за другим. Франку будет приятно узнать, что я намерен придерживаться его стиля. По крайней мере, пока не выработаю собственный. А это, как я понимаю, дело не одного года.
Поднимаюсь наконец из-за стола. Отношу посуду на кухню. Остатки пирога аккуратно заворачиваю в бумагу и выбрасываю в мусорное ведро. Чай и кофе выливаю в раковину. Тщательно мою посуду. Складываю скатерть и прячу ее в шкаф. Теперь, кажется, все. Вот и славно: негоже Ключнику следить где ни попадя. Даже в собственном доме.
Да, кстати о следах. Есть ведь еще одно неотложное дело…
…от этой связи и родился Яо, напоминавший обликом человека, изображенного на картине.
Достаю из рюкзака тяжеленную двухтомную энциклопедию «Мифы народов мира» и отправляюсь наверх. Миновав три жилых этажа, взбираюсь по шаткой и скрипучей деревянной лестнице на антресоли, заставленные книжными полками. Книги здесь все больше немецкие; лишь несколько томов на английском языке и еще тонкая французская брошюра с рецептами коктейлей. Вот и славно. Тут мой двухтомник, пожалуй, не затеряется. Попадет в руки своих законных владельцев.
Открываю второй том на самой последней странице, где в нижней части чистого белого поля чернеет пороховая крошка выходных данных, достаю из кармана остро отточенный карандаш. Вместо дарственной надписи создаю вполне деловую записку:
Когда с моей вымышленной биографией будет покончено, можно приниматься за создание так называемой «настоящей». Факты, намеки и прочий компромат, несомненно, отыщутся между строк. В тот день, когда эта работа будет завершена, ни с автором, ни с персонажем не случится ничего из ряда вон выходящего. Следовательно, мы получим заслуженную, хоть и краткую передышку.
С любовью,
Макс.
Острый грифель рвет бумагу, буквы мои прыгают, заваливаются на бок, лезут друг на друга, словно бы в стремлении учинить первый в истории письменности свальный грех… Ничего, кому нужно – разберет как-нибудь.
Ставлю книги на полку, между сборником рассказов молодых баварских литераторов и учебником фотографии – вот вам еще один намек, господа. Последний на сегодня.