— Вполне.
— Итак, мы можем сговориться?
— Думаю, можем.
— Гм! И я того же мнения. Вот это-то и привело меня сюда.
— Еще один вопрос.
— Говорите.
— Но ведь вы изменяете своим друзьям, предаете их?
— Я? Каких?
— Тех, которым вы до сих пор служили.
— Человек, подобный мне, кабальеро, не имеет друзей, у него есть только клиенты.
— Клиенты или друзья, но ведь вы все-таки совершаете измену?
— Мы с ними покончили счеты, ни они не должны мне, ни я им, мы расквитались. Вы видите, кабальеро, в каждом деле существуют две стороны, и каждую умный человек может обратить себе на пользу. Я извлек все, что я мог, из первой, теперь же я хочу попытать счастье на второй.
Граф слушал, как леперо развивал свою теорию двустороннего пользования обстоятельствами, с изумлением и омерзением. Цинизм, такой откровенный, ничем не прикрытый, против воли поражал его, но граф де Лорайль, несмотря ни на что, устоял. Наставления его парижского друга барона Спурцгейма пошли впрок.
— Мы скажем, что вы пришли оказать мне услугу.
Леперо улыбнулся.
— Думаю, мы сторгуемся, — ответил он. — Я говорю это сейчас, наедине, чтобы не бередить совести этих кабальерос, которые вышли отсюда, когда я входил, но с вами я буду откровенен.
— Что вы хотите сказать?
— То, что я пришел сюда, чтобы все это продать.
— Идет.
— Я не продам дешево.
— Ну что же!
— Я дорого возьму.
— Все равно, лишь бы стоило того.
— Ну и отлично! — радостно воскликнул леперо. — Вы именно тот человек, которого я хотел найти. Так можете, любезный граф, смело положиться на меня.
— Приходится, так как ничего другого не остается.
— Что делать? Все люди таковы: сегодня я — вам, завтра вы — мне. Ба-а! Несколько тысяч пиастров за такое дело нечего жалеть.
— Ну так, прежде всего, имя моего соперника?
— Это будет стоить вам пятьдесят унций. Ведь это не дорого?
— Вот они, — отвечал граф и положил на стол требуемую сумму.
Леперо, словно в бездонную пропасть, сбросил их со стола в свой огромный карман.
— Ваш соперник, кабальеро, зовется дон Марсиаль, он же Тигреро. Он страшно богат.
— Дон Сильва, кажется, произносил это имя.
— Возможно, но дон Сильва терпеть его не может, особенно после того, как дон Марсиаль спас его дочь.
— Действительно, я и это припоминаю, дон Сильва говорил об этом несколько раз. Теперь, каким образом дон Марсиаль похитил донью Аниту?
— Очень просто. Стоило ему только проникнуть в крепость, как она уже готова была следовать за ним куда угодно. Во время битвы с апачами он усадил донью Аниту в пирогу, в которую я раньше уже втащил ее отца, связанного, с заткнутым ртом. Затем мы поплыли. Всю ночь плыли мы по реке, чтобы скрыть всякие следы нашего бегства. На рассвете мы были уже в пятнадцати милях. Здесь мы уже не боялись, что нас откроют, и пристали к берегу. Индейцы мансос продали нам лошадей, дон Марсиаль поручил мне препроводить отца молодой девушки в Гуаймас, я исполнил это поручение. Дон Сильва не желал следовать за мной, но в конце концов мне у далось доставить его домой. Я оставил его там и присоединился к дону Марсиалю, который поручил мне принести кое-какие вещи и ждал меня в условленном месте.