– А тебе не приходило в голову, что лучше бы оставить без внимания ее заигрывания?
– Почему я должен уходить голодным от накрытого стола, зная, что угощение будет тут же предложено другому?
– Похотливый кобель! Ты даже не успел толком натянуть рейтузы.
– Хорошо еще, что мне не пришлось сверкать голой задницей, унося ноги.
– Рано или поздно этим кончится. Или ты поумеришь свой пыл, или попадешь в преисподнюю.
– С каждым годом ты становишься все большей ханжой, – заметил Фартинг, бросив на нее насмешливый взгляд.
– Я пытаюсь спасти твою душу.
– Мою душу уже ничто не спасет, Катриона. Я никогда не попаду на небеса и смирился с этим фактом. – Он тяжело вздохнул.
Шайн Катриона насмешливо фыркнула:
– В таком случае зачем ты ходишь к священникам, чтобы тебя исповедали и отпустили грехи?
– Возьми-ка. – Фартинг сунул вожжи в ее изящные ручки. – Мне нужно отдохнуть, – пробормотал он, завязывая тесемки рейтуз.
Приведя в порядок одежду, Фартинг завернулся в плащ и притворился спящим, поглядывая на свою спутницу из-под полей шляпы. Его не переставало озадачивать, что Шайн Катриона не вызывает у него желания.
За шесть лет, что они путешествовали вместе, она превратилась из прелестного ребенка в поразительно красивую девушку, созревшую для любви и брака. От звука ее грудного голоса глаза мужчин загорались. На овальном личике сияли огромные фиалковые глаза, обрамленные черными ресницами, такими густыми и длинными, что, казалось, дело не обошлось без искусственных ухищрений. У нее была стройная фигурка, обладавшая всеми женственными изгибами, о которых только мог мечтать мужчина. Но венцом ее прелестей были волосы, ниспадавшие серебристыми волнами до колен. Казалось обидным, что она вынуждена прятать их от людских глаз из страха, что слухи о ее красоте дойдут до ее вероломной матери. Все в Шайн Катрионе вызывало желание. Она излучала невинную, едва уловимую и неискушенную чувственность, которая притягивала к ней мужчин, как притягивает ос сладкий сироп. Фартинг сознавал все это, однако не испытывал к ней и намека на желание.
Видимо, эта загадка объяснялась тем, что она стала ему ближе, чем кто-либо из родственников. Несмотря на то что он был всего лишь на десять лет старше, порой Фартингу казалось, что Шайн Катриона – его дочь. Он подозревал, что обязан этим тому обстоятельству, что она взрослела у него на глазах, превращаясь из ребенка в женщину.
К тому же Фартинг чувствовал себя виноватым. Он не только не помог ей вернуть наследство, украденное преступной родней, но даже не смог помешать Арабел и Малису объявить Шайн Катриону и близнецов мертвыми. Они устроили пышные похороны и завладели всеми деньгами, землями и титулом Броуди. Была еще одна причина, заставлявшая Фартинга терзаться угрызениями совести: он научил своих подопечных жить за счет воровства и мошенничества. Но был ли у него выбор? Он сам зарабатывал на жизнь таким способом.