— Да не презент, а президентов.
И она вспомнила. Каждый раз перед Рождеством она сбивалась с ног в поисках подарков для племянников, прочесывала магазины, падая от усталости, дышала спертым воздухом, ругалась с измученными продавцами, и вот однажды она купила Питеру то, что, хотелось верить, ему понравится: набор белых пластмассовых фигурок всех американских президентов, до Эйзенхауэра включительно.
— Президенты, ну конечно.
— Короче. Они мне понравились.
— Еще как понравились, — встряла Сара. — Знаешь, что он сделал? Он разбил во дворе что-то вроде парка, с лужайками, рощицами и рекой с навесными мостами, и всюду поставил президентов на пьедесталы сообразно их заслугам. Линкольн, как самый великий, получил самый высокий пьедестал, а Франклин Пирс и Миллард Филлмор получили самые низенькие. Ну вот, а Тафт, как самый толстый, оказался на широченном пьедестале, так что он…
— Ну всё, мам, — перебил ее Питер.
— Нет, подожди, — отмахнулась она и снова обратилась к сестре: — Ты бы это видела! А что он сделал с Трумэном? Он долго думал, что с ним делать, и в конце концов…
— Дорогая, будем считать, что ты обо всех рассказала, — вмешался Тони, незаметно подмигнув гостям.
— А? Ну хорошо.
Она поспешила выпить, то бишь прикрыла рот стаканом, как другие прикрывают свою наготу. Эта привычка осталась у нее на всю жизнь. От неловкости после рассказанного ею неудачного анекдота или от смущения, что она слишком много болтает, Сара запечатывала рот: в детстве — кока-колой и леденцами на палочке, в зрелом возрасте — сигаретами и выпивкой. Возможно, всему виной были юные годы, когда сначала она ходила с торчащими кривыми зубами, а затем носила «железки», и с тех пор рот сделался ее самой уязвимой частью тела.
Позже мальчики затеяли борьбу на ковре, и кончилось тем, что они перевернули столик, после чего отец объявил:
— Всё, ребята. Отбой.
Это был его стандартный приговор на все случаи жизни, словечко, которое он, конечно же, подцепил в морских частях.
— А что им остается еще здесь делать, Тони? — попыталась заступиться за детей Сара.
— Пусть играют во дворе.
— У меня есть идея получше. — Тут она повернулась к Эмили. — Ты должна это увидеть. Питер, принеси гитары.
Эрик скрестил руки на груди, показывая всем свои видом, что он предпочитает остаться в стороне, а старшие мальчики вышли в другую комнату и вернулись с двумя дешевыми гитарами. Убедившись, что зрители готовы, они встали посреди гостиной и, ударив по струнам, затянули в подражание «Братьям Эверли»:
Bye bye, love,
Bye bye, happiness…
Тони-младший ограничивался парочкой простых аккордов, да и в пении не усердствовал, зато Питер бойко перебирал пальцами струны и пел от души.