— Ты в порядке, детка? — спросил Джек. — У тебя… о господи, у тебя такое лицо, как будто ты сейчас… Постой, я расплачусь, и мы… Через пять минут мы будем в номере, о'кей?
В номере она разрыдалась, а он обнимал ее, гладил и целовал в трясущуюся голову, приговаривая:
— Не надо, детка. Я знаю, это было ужасно, прости. Черт с ними, с деньгами, ну выбросили на ветер двадцать два доллара.
— Деньги тут ни при чем.
— Значит, весь этот дурацкий вечер. Я потащил тебя к этому дому и, конечно, в очередной раз впал в депрессию. Если бы я…
— Ты тут ни при чем. Почему все должно упираться в тебя? Просто… это мой первый вечер в чужой стране, и я почувствовала… свою незащищенность.
«Я сказала правду», — решила она в ванной, пока умывала лицо и прочищала нос; но это была только первая часть правды. Вторая же заключалась в том, что она отправилась в путешествие с нелюбимым человеком.
Париж дался ей легче: все выглядело как на открытках, которые она внимательно изучала на протяжении многих лет. Она готова была исходить пешком весь город.
— Неужели ты не устала? — спрашивал ее Джек, начинавший отставать.
Здесь ему тоже довелось пожить когда-то, но сейчас, когда он трусил рядом и в его озадаченном взгляде легко читалось раздражение, это был типичный неповоротливый американский турист. В соборе Нотр-Дам, огромном и безмолвном, если бы она вовремя не придержала его, просунув сзади за ремень два пальца, он бы врезался в гущу молящихся прихожан.
Они планировали задержаться в Канне. По словам Джека, именно там он написал свои лучшие стихи, так что к этому городу он испытывал сентиментальную привязанность. Очень практично: она сможет весь день проводить на пляже, пока он трудится в уединении.
На пляже ей понравилось. Она любила плавать, а кроме того, если уж говорить всю правду, приятно было ловить на себе — девушка в бикини — одобрительные взгляды загорелых французов. Эти взгляды говорили: да, худовата и грудь маленькая, но мила, и даже очень.
После дня у моря она возвращалась в гостиничный номер, сизый и прогорклый от плавающего сигаретного дыма.
— Как поработал? — спрашивала она.
— Ужасно. — Весь осунувшийся, он мерил шагами комнату. — Знаешь, книга стихов не становится сильнее, если в ней есть хотя бы одно откровенно слабое стихотворение. А таких наберется пять-шесть. Они потянут за собой остальные, и вся книга камнем пойдет на дно.
— Отдохни денек. Пойдем завтра вместе на пляж.
— Нет, нет. Это не поможет.
Ничто не помогало, каждый день он бурчал и ворчал и наконец изрек:
— Здесь все слишком дорого. Чем тратить такие деньги, лучше поехать в Италию или Испанию.