— Где образцы?! Бросил?!
— Хопер унес.
— Кто?
— Хопер. Наш, из барака.
— Откуда он взялся?
— А я знаю? С ружьем. Чуть не убил меня.
— Откуда он взялся? — повторил Сизов и отвалился на спину, задумался. — Зачем ему образцы?
Красюк невесело хохотнул.
— Может, он решил, что это рыжевье? Схватил мешок и смылся.
— Если так, плохо дело, Юра.
— Ясно, что плохо.
— Значит, он за нами следил.
— Ясно, что следил. Увидит в мешке камни и опять будет нас искать. А у него ружье.
— Что ж, пусть ищет. Золота у нас нет. Так ему и скажем.
— А он сначала стреляет, а потом спрашивает.
— Значит, придется сторожить по очереди. Позови Чумбоку.
Нанаец таскал ветки, разжигал костер, аккуратно сложив на земле все свое имущество. Он сам оглянулся на Сизова, встревоженно смотревшего в его сторону, взял карабин, подошел. Махнул рукой Красюку, чтобы занялся костром.
— Капитана — хороший человека. Не нада пугайся.
— По тайге ходит плохой человек. Хуже шатуна. Ты, когда шли сюда, никого не видел?
— Плохая человека пошла на солнце. Быстро, быстро. Одна сопка, другая, тама плохая человека.
— Этот человек может прийти сюда. Нам надо уходить.
— Нада мало-мало лежать, потом уходить. Туда…
Он махнул рукой на север, и вдруг, оглянувшись на Красюка, шагнул к нему, выхватил у него из рук ветки пихты.
— Плохой дерев для костра, плохой. Товарища болен, тепла нада.
— Чем пихта плоха? — с вызовом заорал Красюк.
— Она, как шаман, вредная, гори не моги, ругайся, стреляй угли. Тепла нет, пали кухлянка.
— А, делай сам!..
Красюк сплюнул и отошел обозленный. Хотелось обругать въедливого нанайца, но ругать было не за что. Это он понимал. Все-то у него не так получалось, ничего-то не знал в тайге…
* * *
Круглая малоподвижная физиономия премьера занимала экран телевизора необычно долго. Премьер индифферентно жевал солому слов, и, как всегда, невозможно было понять, что он хочет сказать. Телевизионщики на этот раз явно перестарались. Или нарочно подставляли оратора, не умеющего связать пару слов. Казалось, что вот сейчас мелькнет на экране смазливая мордочка ведущей и с ухмылкой брякнет: "Кто ясно мыслит, тот ясно излагает", и одной этой фразой прихлопнет премьера, в общем-то мужика дельного, при котором только и смогли развернуться хваткие люди. Но такая ведущая вынырнуть никак не могла, поскольку нет на телевидении таких «недемократических» ведущих. И поэтому у Плонского, смотревшего на экран, росло недоумение: что они там, в студии, совсем не соображают? Или настолько уверовали, что задолбанный телезритель все равно ничего не поймет?..
Он хотел выключить телевизор, чтобы не видеть этого истязания, но тут премьер произнес свою коронную заключительную фразу: "Хватит болтать, работать надо, работать!.." И исчез с экрана.