Подавленность. За окном мокрый снег падает, под снегом поет какая-то птица… Вдруг пахнуло снежной сыростью – неожиданно на пороге появилась жена.
Я привстал, не зная, что от неё ожидать.
– Разлегся? – были первые слова. – Нисколько тебя не жалко. Я давно хотела увидеть тебя таким. Правильно сделали они там, в ментуре. Молодцы ребята.
Я ничего не отвечал, спрятав свое лицо.
– Чего ты прячешь его? – слышу её голос. – Посмотри на себя внимательно в зеркало. Это твое истинное лицо.
Сказав эти слова, она исчезла, оставив в комнате после себя пронизывающий холод, точно только что здесь побывал призрак. Я весь покрылся гусиной кожей. В комнате воцарились молчание и сумрак.
– Она мне этого не простит, – проговорил я дрожащим голосом.
– Простит, – сказал маленький человек.
– Я сейчас же к ней поеду, – делаю попытку встать.
– Зачем? Еще больше её обозлишь. Лежи. Ничего, она скоро успокоится, тогда поедешь.
– Да, ты права, ты права.
Через несколько минут стон.
– Как мне плохо, как плохо. Она не простит. Я люблю её.
– Не знаю, как можно такую любить.
– Да?
– Не думай о ней.
– Да, давай думать о чем-нибудь хорошем. Можно я тебя за руку возьму так будет легче.
Я беру её маленькую руку, влажную после стирки, – и точно свет проникает в меня. Становится гораздо легче. И рука её не нагревается в моей руке. Я начинаю думать ровнее, глубже, и говорю.
– Давай быстрее вспоминать, вспоминать.
– О чем?
– С самого начала. Вот… лакированные ботинки, в которых ты водила меня в музыкальную школу. Сколько они стоили? Ну скажи? Интересно. Самое ценное в воспоминании мелкие детали. Где ты их купила? А скрипку, я помню, мы покупали вместе на Маяковке. Скрипучий звук. Запах конского волоса от смычка. Скрипка пахнет клеем и лаком. А канифоль? Ни смычок, ни скрипка, ни футляр, обитый красным бархатом изнутри, весь в каких-то замысловатых кармашках, не понравились мне так, как канифоль, этот тяжелый янтарный камень. Я поднес его к глазам и поглядел на солнце. Канифоль пахнет сосной, а в своей коробочке напоминает линзу от диапроектора. Бывало, начищая смычок, так перепачкаешься, что весь в канифольной пудре, с ног до головы. Давай снимем скрипку с антресолей!
Я достаю скрипку, обтираю её фланелевой тряпочкой и начинаю играть её любимую песню:
«Мы не шли по жизни рядом,
Не встречались наши пути…»
Маленький человек, теряя тапочки, кружится по комнате и поет низким, хорошо поставленным голосом:
«Есть между нами преграды
И разрушать их не надо…»
Когда устает, садится на край моей постели и со слезами на глазах говорит:
– Ненавижу её. Зачем только ей позвонила.