Видимо, Гулевых приелся. Нужна иная нога. Вот она: левая толчковая Алика Радуги. А то, что, кроме ноги, есть у него и голова с кое-каким содержанием, — это дело десятое. Не в голове счастье. Выходит, так?
— Я, Даш, уважаю прежде всего человека в человеке, а не мужчину или женщину. При чём здесь пол?
— При том. В женщине надо уважать красоту, женственность, грацию, умение восхищаться мужчиной.
С последним, надо признать, трудно не согласиться…
— А в мужчине?
— А в мужчине — силу, мужественность, строгий и логический ум…
Хорошо, хоть ум не забыла…
— Даш, а ты меня уважаешь? — спросил и сам застыдился: вопрос из серии «алкогольных». Но сказанного не воротишь.
— Уважаю, — она не обратила внимания на формулировку.
— А за что?
— Ну-у… За то, что ты человек с собственным мнением, за то, что следишь за своей внешностью. За сегодняшнее тебя тоже нельзя не уважать…
— Прыгнул высоко?
— Не так примитивно, пожалуйста… Нет, за то, конечно, что не смирился с поражением, потренировался — мне мама рассказывала, как ты в саду прыгал, — и доказал всем, что можешь.
Хорошая, между прочим, версия. Благодаря ей Алик будет выглядеть этаким волевым суперменом, который, стиснув зубы, преодолевает любые препятствия, твёрдо идёт к намеченной цели. И ничто его не остановит: ни страх, ни слабость, ни равнодушие. Только она, эта версия, — чистая липа. Иными словами — враньё. А врать не велено. Баба-яга не велела. И джинн Ибрагим, ныне артист иллюзионного жанра. Как быть, граждане?
Один выход: говорить правду.
— Я не тренировался, Даш. Просто я вчера проснулся, уже умея прыгать в высоту.
— Скромность украшает мужчину.
Фу-ты, ну-ты, опять банальное откровение. Или откровенная банальность.
— Скромность тут ни при чём. Я во сне видел некоего джинна, бабу-ягу и профессора Брыкина. — Алик усмехнулся про себя: звучит всё полнейшей бредятиной. А ведь чистая правда… — И за мелкие услуги они наградили меня этим спортивным даром. Поняла?
Даша сморщила носик, губы — розочкой, глаза сощурила.
— Неостроумно, Алик.
— Да не шучу я, Даш, честное слово!
— Я с тобой серьёзно, а ты…
Быстро пошла вперёд, помахивая портфелем, и, казалось, даже спина её выражала возмущение легкомысленным поведением Алика.
— Даш, да погоди ты…
Никакой реакции: идёт, не оборачивается. Ну и не надо. Дружи с Гулевых: он свой футбольный дар всерьёз зарабатывал, без мистики. Сто потов спустил…
— Даш, а за что ты Гулевых уважаешь? Сила есть — ума не надо? — Эх, ну кто за язык тянул…
Она обернулась, уже стоя на ступеньках подъезда.
— Дурак ты! — вбежала в подъезд, дверь тяжко хлопнула за ней: любит домоуправ тугие пружины.