– Индейцем он точно не был. Даже в первые годы своей жизни, – с сомнением сказала Наташка. – Да и Египет для него родным, как для многих наших туристов, пожалуй, не считался. Зря мы его индеегиптянином обозвали.
– Но он же нам не представился, – утешила я подругу.
– Если бы представился, было бы хуже. Для вас. – Михаил склонился над мирно лежащей деревянной фигурой и многозначительно протянул: – Дела-а-а…
– Главное, что он не похож на деревянный саркофаг, это радует, – внесла я оптимистическую струю в общую картину напряженности. Было отчего. В полном смысле точеное, только немного потемневшее от времени лицо молодого человека, почти мальчика, с прямыми деревянными волосами, стриженными «под горшок», правая рука сжимала рукоятку меча, но главное – пальцы рук… Нет, ногти на них были еще совершеннее – все это казалось живым. Лишь однажды, в музее города Касимова, нам довелось увидеть вырезанную из дерева фигуру монаха. Он тоже производил впечатление одушевленного. Но несостоявшийся индеегиптянин откровенно пугал своим наивным и в то же время изучающим взглядом и усмешкой, прячущейся в уголках деревянных губ. Детектив определенно прав… Если бы этот молодой «вождь» в свое время представился нам с Наташкой по всем правилам этикета, мы бы ему ни за что не ответили тем же.
Наташка что-то забормотала. Кажется, про историческую справедливость, рожденную бессмертными словами князя Александра Ярославича Невского: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!»
– Боялся он тебя… – передернувшись от неприятных воспоминаний, – возразила я. – Только подумать! Еще вчера хваталась за этого жуткого юного типа, пытаясь удержаться на ногах, а в результате опрокинула молодца на пол и в довершение грохнулась на него сама. Мама дорогая! Как подумаю, что он там подо мной лежал и усмехался!..
– Нет, я этого недоросля ни за что у себя не оставлю. Даже замотанным в три комплекта качественного постельного белья, – продолжила старую песню подруга. – Кстати, один пододеяльник он похерил.
Я подругу поддержала, в том плане, что потом эти комплекты пришлось бы подарить врагам, а их у нас нет.
И вот что значит сила воображения! Заставив себя очередной раз взглянуть на красивое, прямо таки девичьей красоты лицо деревянного парня, представила себе живую физиономию славянского предка, послужившего натурой резчику. В результате в деревянном воплощении кусочка чужой жизни я уловила не усмешку, а горькую обиду. Но не злую. «За что ж, мол, вы меня так, ребята?» С учетом этого нового видения, мне уже казалось, что меч в руке добра молодца служит не орудием нападения, а средством защиты от коварства окружающих.