Клеймо красоты (Арсеньева) - страница 184

Он осторожно поднялся по скользким ступеням и уже занес было руку, чтобы стукнуть, да передумал – потянул на себя разбухшую дверь. Она неохотно подалась. Все правильно, такие святые отшельники, как этот дед Никишка, по долгу службы живут с незапертыми дверями. «Мир входящему!» Ну что же, сейчас мы проверим, какой это мир…

В сенях мерзко воняло сыростью, почему-то свежей землей. Черт, как будто на краю могилы стоишь! Поганая все-таки штука – старость.

– Кто тут? – Голос из-за второй двери.

– Это я.

Старик встал на пороге – черный, словно обугленный в слабом свете, дрожавшем за его спиной.

– Ты?.. Пришел, значит.

Да он вроде и не удивился позднему – или раннему, это уж как посмотреть! – гостю.

– А ты что, меня ждал?

– Знал, что не утерпишь, прибежишь долю свою искать.

Долю? Да он что, смеется?

– Ты, наверное, шутишь, Никифор Иваныч. Какую еще долю?! Чур без доли, как мы пацанами говорили, если что-то найдем!

– Ну, тогда быть тебе вовсе бездольным, парень. Доля – это ведь судьба.

Псих скрипнул зубами. Он что, играть с ним в слова вздумал, этот старый домовой?

– Придержи язык, – посоветовал. – Если знаешь, зачем я сюда пришел, если так хорошо меня знаешь, то, выходит, понимаешь, что я ни перед чем не остановлюсь. Поэтому не тяни время, говори.

Старик молчал.

– Ну! Говори!

– Ты сам велел мне язык придержать. А теперь орешь, чего молчу. Уж скажи, что делать-то, не могу же я говорить и молчать разом.

Псих прикусил губу.

– Мне известно, что где-то здесь, в скиту, хранятся несметные сокровища, – невнятно выговорил он. – Не знаю, правда или нет, будто это те самые дары, которые Ольга привезла когда-то из Византии вместе с крестом, которым ее обратил в православие сам император Константин. Вы, староверы, считаете, что эти реликвии должны принадлежать только последователям истинной веры, а не поганым никонианам, поэтому и укрыли их надежно, еще когда началось гонение на последователей Аввакума. Так?

Дед Никифор молчал, однако Психу показалось, будто он вздрогнул. Или это пламя свечи дрогнуло от порыва сквознячка?

Однако голос его, когда он заговорил, звучал подчеркнуто равнодушно:

– Морок это и бред. Кощуны, наваждение диаволово. Откуда только взял ты эту чушь?

– Сорока на хвосте принесла, – с издевкой сказал Псих. – Имя той сороки – Федька, внучек твой.

– Федька?.. – Наступило молчание, словно старик силился вспомнить, кто это такой. И вдруг пробормотал – словно бы с изумлением: – А ведь ты врешь. Помер Федька, уж сколько годов тому. В войну помер. Я это доподлинно знаю, как если бы сам при той кончине предстоял.