Настя была в прекрасном настроении, когда почти бегом поднималась вверх по знакомой лестнице. Здесь все ей уже казалось своим, близким и домашним: каждая ступенька, каждый поворот. Она тихонько улыбалась, вспоминая выражение лиц ее коллег. Они были не просто удивлены, они были раздавлены той метаморфозой, которая приключилась с молодой неопытной девушкой, несколько недель назад распахнувшей двери их юридической конторы.
Настя чуть замедлила шаг на втором этаже, чтобы перевести дух, и в который раз залюбовалась величием своего нового дома. Да, ее милые коллеги и не представляли, как она теперь живет. Если бы им довелось увидеть хоть краешком глаза хоромы ее покровительницы, у них бы наверняка пропали сон и аппетит.
Она направилась к кабинету Дворецкой и, подойдя ближе, услышала голоса – один громче, чем другой. Дверь была неплотно закрыта.
– Неважно, кто мне об этом сказал, это не имеет значения. Я надеюсь, что информация об этом скандале еще не просочилась в прессу. Это уму непостижимо, о чем ты думала, устраивая свой драгоценный прием! – гремел голос Вероники.
– Клянусь, мама, – оправдывалась Элеонора, – это было ужасное недоразумение. Но я уже предприняла меры: уволила заместительницу и лишила поваров премии.
– Предприняла меры, – передразнила ее Дворецкая. – А не подскажешь, какие меры теперь предпринять мне? Может, уволить тебя, и вся недолга? Ты, кстати, не думала, чем будешь заниматься, если я отдам кресло в «Жемчужине» кому– нибудь другому, более сообразительному и расторопному?
– Этого больше не повторится, мама. Я обещаю тебе.
– Думаю, что так, – хмыкнула Вероника. – А пока, чтобы впредь ты думала своей головой, а не головой помощников, я лишаю тебя заработка за этот месяц. Думаю, что я поступаю гуманно.
На несколько секунд в комнате повисла тишина, но потом раздался голос Элеоноры, в котором уже звучали истеричные нотки:
– Как же так? А на что я буду жить этот месяц?
Кажется, она даже топнула ногой.
– Не устраивай сцен, – потребовала Дворецкая. – Напомню, если с твоей памятью что-то произошло: ты находишься на полном моем иждивении: ешь, спишь в моем доме, паришься в моей бане. На что тебе деньги? Кроме того, душа моя, у тебя есть муж. Ты еще не забыла об этом? Содержать тебя – его святая обязанность.
– Но ты раздаешь деньги всяким проходимцам, – рыдала Элеонора. – Взять ту же Дроздову, в конце концов. Ей ты увеличила зарплату в три раза, а свою родную дочь оставила без копейки. Это, на твой взгляд, справедливо?
– Оставляю последнее твое замечание без комментариев!