– Правильно Маша назвала тебя сволочью! Сволочь ты и есть! Как же ты запросто деньгами разбрасываешься! Мы годами на квартиру собираем, во всем себе отказываем, не отдыхаем, одеваемся с рынка… А он возьмет теперь и пачками будет деньги раскидывать! Платить за то! Платить за это!
– Ну а что делать-то? Что? Не помогать им? Бросить в беде? – надрывался Валера.
– Да если б ты таким придурком не был, то и не попал бы в такой переплет!
– Ну хорошо: пусть я и сволочь, и придурок! Все равно из ситуации как-то выходить надо!
– Вот как хочешь, так и выходи! А из дома копейки брать не смей! – Голос Иры звенел натянутой струной.
– Ир, да ты в своем уме? А где ж я возьму столько? Там, наверное, тысячи две долларов понадобится, если не больше. Это ж не простая больница, а клиника какая-то крутая…
– Раньше надо было думать! А не после драки кулаками махать! Что хочешь, то и делай, а со счета не смей снимать. И из дома, повторяю, чтоб ни копейки не вынес.
Валера посмотрел на жену пристально и с укором. Та отводила взгляд, суетилась на кухне. Повисла тишина, в которой слышался только стук тарелок друг о друга.
– Ты, оказывается, страшный человек, Ира! А я и не знал.
– Я страшный? Это я страшный?! – Ира хватала воздух ртом, прижимала руки к груди и уже собиралась было крикнуть в ответ на несправедливость мужа что-то обидное и грубое, но он направился к двери, взяв ключи от машины.
Вместо грубости вырвался обычный бабий крик, тревожный и несмелый:
– Ты куда? На ночь глядя?
– Деньги зарабатывать! – зло ответил Валера и хлопнул дверью.
Маша вдруг поняла, что она не просто устала. Ее настигло озарение: она живет неправильно. Она, оказывается, не любит саму себя. Вот это да! Вот так открытие! Откуда оно? Как она вдруг осознала это?
Да очень просто осознала. Задала себе простой вопрос: если она себя любит, то как? И не смогла ответить. А как вообще надо себя любить? Это еще сложнее. Однако кое-какие кусочки разноцветной мозаики постепенно начинали складываться в узор, и Маша все полнее и полнее начинала видеть картину тотального пренебрежения к самой себе.
Почему у нее коробка печенья приготовлена на особый случай? А самой съесть? Такая мысль раньше была недопустимой. Сейчас она сочла ее вполне нормальной. Почему Маша забыла, когда была у мастера по маникюру? У косметолога? Она разве не нуждается в уходе за собой? Еще как нуждается! Почему она должна, как собака с высунутым от усталости языком, носиться по больницам, надрываясь из последних сил, зарабатывая деньги, которые она с большим удовольствием потратила бы на себя? Если самому Юрке не нужна его жизнь, если ему самому наплевать на собственное здоровье, ей-то оно зачем? Помрет? Туда ему и дорога! Ей совершенно не стыдно так думать! Совершенно не стыдно! Она зарабатывает для того, чтобы жить красиво, достойно и сытно, насколько это позволяет ее уровень! А не разбрасывать деньги направо-налево. Он будет пить, а она что? Должна скакать вокруг него и облизывать? За какие заслуги? С какой радости?