— И союзу этому будет полный кирдык! Вы, хохлы, — наш засадный полк. Мы вас скоро в Штаты зашлем! Шоб разъединить их к чертовой матери! От них вся зараза идет…
— В том и есть ваша москальская агрессивная физиономия! — нехотя отпарировал дед.
Старухе, должно быть, тоже надоело препираться, да и любопытство разбирало — открыла задвижку на трубе и попросила глухо:
— Скажи хоть на словах, что пишет-то Юрко?
— Что надо, то и пишет.
— Поклон-то мне прислал?
— Поклон прислал, о здоровье спрашивал. Не примерла ли еще, говорит, бабка Сова? Не сунули ли ее в скважину?
— Ну чего болтаешь-то, дурень? Разве Юрко так про родную бабушку спросит?
— Ладно, шучу…
— Отпиши ему, дескать, плохая стала, болею!
— Ничего себе — плохая! — захохотал дед. — Со второй заставы рысью прибежала, и хоть бы что!
— Из последних сил прибежала. От муданта этого снежного…
— Да ты и без муданта как вертолет!
Старуха загоревала и, судя по звуку, зарядила пистолет.
— Приехать в отпуск-то обещается?
— Обещается, жди… Пока, говорит, горсть алмазов не накопаю, не приеду.
— Сдались ему эти алмазы! — Сова обиженно высморкалась и тут же принялась ругаться с причетом: — А все ты! Ты дорогу из родной хаты показал! Вот и осталась я одна-одине-шенька на старости лет! И некому будет воды подать…
Куров знал, что эта песня на добрых полчаса, снял противогаз и прибавил звук в телевизоре. Обычно в таких случаях он отмалчивался, поскольку мысленно соглашался с бывшей супругой и чувствовал себя виноватым.
После освобождения брянщины от фашистов диверсанта Курова демобилизовали по ранению, но вместо того, чтоб в тот час отправиться домой, в Московскую область, он оказался в Братково. Его партизанская подруга Лиза Совенко уговорила остаться в ее родных местах: мол, поправишься и поедешь, куда тебе торопиться? А сама, коварная, уже тогда замыслила женить Кура на себе и навсегда оставить на Украине, оттого и ласковая была, безотказная, всякую его волю исполняла и в рот заглядывала. Он и не собирался жениться на ней, не нравилась ему Сова — курносая, глазки маленькие, востренькие и губы вечно удивленной трубочкой. И хоть рано созрела, аппетитно округлилась, словно краснобокое яблоко, да не то что укусить — ущипнуть не дает. Командир прикрепил ее к Курову, чтоб обучил всем премудростям взрывного диверсионного дела, так и образовалась птичья диверсионно-разведывательная группа Кур и Сова. Потому они на пару целый год ничем иным, кроме рельсовой войны, не занимались. Это уже когда он долечивался под ее присмотром во фронтовом госпитале, потерял однажды бдительность и допустил непозволительную шалость — как-то само собой получилось, невзначай. Думал, обойдется, и, поправившись, собрался уезжать, но Сова вдруг заявила, дескать, на сносях я, и не стыдно ли тебе, геройскому партизану, бросать обманутую беременную девицу, фронтовую подругу на произвол судьбы? В общем, он по молодости-то поддался шантажу, остался, но в сельсовете расписываться не стал принципиально.