Работали все — Иван Макарович, Загорский, Ольга. Один лишь Михайло Милько «бил баклуши» в ракете.
Загорский часов около десяти просидел, ремонтируя радиостанцию, а потом сопровождал профессора в горы. Искал там какой-то минерал, которым собирался заменить недостающую лампу.
Коллекция минералов увеличивалась. И каждый раз, внимательно изучая какой-нибудь камешек, Иван Макарович восклицал;
— И это старый знакомый!
Ольга не знала; то ли с удовлетворением отмечает этот факт отец, то ли с досадой. Она слышала в его голосе и то и другое: А. может, так оно и было? Быть может, профессору приятно было найти подтверждение одинакового происхождения Земли и Луны и вместе с тем хотелось отыскать что-то совсем новое, неизвестное на Земле?
«Соседи» пока что не беспокоили их, но кто знает, что у них на уме? Ивана Макаровича очень тревожила потеря связи с Землей.
— Работайте, работайте, Николай, — говорил он Загорскому, когда тот покидал свою умолкнувшую рацию и молча становился перед иллюминатором. — Связь нам нужна, как воздух!
И Николай снова брался за дело. Проходили часы утомительного ожидания… Но вот что-то зашипело, зашумело и в каюту ворвались звуки!
Все были так ошеломлены, что никто не промолвил ни слова. Ольга отвернулась от иллюминатора и глядела на приемник. Михаил не отводил глаз от затылка Загорского, Иван Макарович положил на стол какой-то кристалл, который только что рассматривал, и задумчиво подпер рукой подбородок.
А из репродуктора лилась музыка — виолончель тосковала о чем-то дорогом, желанном и несбыточном…
— Да это же «Мечты» Шумана, — тихо сказала Ольга, когда музыка умолкла. — Хотелось бы мне знать, была ли музыка у селенитов?
— Вот прибудут сюда археологи, историки — узнают все, заметил Загорский.
— Я хочу увидеть подземный город, — произнес Михаил. — А то скажут: побывал на Луне, а города и не видел. Как вы его назвали?
— Пока что никак, — ответил профессор.
— Это уж нелогично. Надо назвать обязательно.
— И в самом деле, папа! — тряхнула волосами Ольга. — Если бы я побывала в нем, сразу бы назвала…
— Назовите его, Иван Макарович, Ольгополем или Ольгоградом.
— Пусть лучше будет Михайловка или Мишковичи! — засмеялась Ольга.
Загорский повернул голову:
— Это город смерти, товарищи, город вечного молчания.
— Но ведь жизнь в нем задержалась дольше, чем где бы то ни было, — возразил профессор. — Это — пристанище жизни!
— Бухта жизни! — воскликнула Ольга.
— Лабиринт жизни! — сказал Михаил.
Заглушая шум приемника, Николай произнес:
— Вот пойдете — увидите, что там за жизнь. Это — город агонии.