Еще пару часов перед рассветом Мирон провел в попытках расшатать кол. Но увы… Его детских силенок оказалось совсем мало. Да, кол стал несколько свободнее двигаться туда-сюда, но когда Мирон попробовал вытащить его, ничего не вышло. У мальчика темнело в глазах и слезы текли по щекам, но справиться со своей задачей он не смог.
Оставалось ожидание. И он ждал, тоскуя от своей беспомощности и проклиная себя за то, что так подвел взрослых.
А что если раньше, чем отец, его отыщет кто-нибудь другой?! Страх шевелился в его душе все сильнее и сильнее, рос, становился непреодолимым. Ведь Мироша прекрасно знал, чего он боится. Он давно перестал быть глупым малышом, и от него уже не скрывали ничего. И Мирон знал, чего лешему надо опасаться прежде всего.
Оказаться в руках безжалостных мучителей — это означало конец. Он слышал от старших, что вытворяют с лешими те взрослые страшные люди, которые жили в большущем доме за огромным бетонным забором.
Сжавшись на дне ямы в комочек, Мирон тихо, но горячо зашептал свои жаркие просьбы, обращенные к Нершу. Он молил реку спасти его, надоумить Шепа или кого-нибудь из леших поискать его в лесу…
Мирон всегда боялся обращаться к Нершу за помощью, хотя никому никогда об этих страхах не рассказывал.
Он знал, что не только отец и Шеп любят его, но и все племя считает его своим лешонком. Никогда ни от кого не слышал Мирон упреков или обвинений в том, что он — наполовину человек.
Но сородичи — это одно. Они добры и легко прощают чужую вину, они так часто ошибаются. Великий Нерш — это совсем другое. Он добр и милостив, но никогда не прощает ошибок и ужасных проступков. И мальчик совсем не был убежден, что священная река захочет защищать его. Ведь если говорить откровенно, он был ненастоящий, неправильный леший…
Было время, когда Мирон не задумывался об этом. Но вот как-то раз он услышал от Цьева о том, что лешонок без амулета — это не настоящий лешак, и Нерш вовсе не обязательно будет покровительствовать такому лешонку. На вопрос Мирона, почему у него нет амулета, Цьев злорадно посоветовал ему расспросить Валентина. Издевка в голосе Цьева была так обидна и так подозрительна, что Мирон не решился сразу же просить у отца объяснений. Тем более, что этот разговор происходил сразу после того, как горячий и вспыльчивый Цьев жестоко поссорился с отцом Мирона. Уже вечером того же дня, немного поостыв, Цьев сам первый нашел мальчика и взял с Мирона слово, что тот забудет все, что Цьев сгоряча наговорил и никому никогда не расскажет об их разговоре. Цьев был очень расстроен, он чуть не плакал, и поэтому Мирон сразу же пообещел все позабыть и молчать.