На суше и на море, 1969. Фантастика (Азимов, Чижевский) - страница 37

Евгений, молча шагавший впереди, наконец остановился и сел на обломок мергеля, скатившийся с чинка. Другие, более крупные обломки лежали в море, и в узких проливах между ними качались рыжие водоросли. Евгений сбросил полукеды и опустил распарившиеся ноги в холодную воду. Я последовал его примеру.

— Вообще-то вы слыхали про эрсари? — спросил Евгений и, не дожидаясь ответа, сказал: — Это одно из туркменских племен, населявших Мангышлак до семнадцатого века.

— И вы нашли их следы?

— Следы их искать не надо. Это не ваши фантастические антаркты, — саркастически заметил Евгений, намекая на мой очерк «Найти и не сдаваться». — Эрсари — историческая реальность, зафиксированная в документах. Тут все точно. Загадка — скульптуры. Как-никак, а вероисповедание эрсари — ислам суннитского толка. Ни и скульптура, ни живопись не поощрялись этой религией. Более чем не поощрялись.

Из воды, казалось из самых глубин моря, выплыл коричневато-зеленый водяной уж с таким же коричневато-зеленым бычком в пасти. Уж плыл прямо к нам, и я подумал, что было бы совсем неплохо, если бы всяческие человеческие тайны вот так, совершенно неожиданно кто-то приносил к нашим ногам. Я пристально следил за ужом, который, изящно извиваясь, стремился к нам, пытаясь преодолеть неширокую и несильную полосу прибоя, и желал ему успеха… Но нахлынувшая волна вдруг смыла ужа с его бычком-тайной, и он исчез в рыжих водорослях.

Тогда я лег на песок, стирая с него таинственные ночные иероглифы, и стал следить за ласточками и стрижами, выписывающими на плотном полотне неба еще более замысловатые письмена… Я не мог прочитать их. И может быть, впервые после того, как мы с Березкиным занялись хроноскопией, я радовался, что письмена недоступны мне, что не надо их расшифровывать и достаточно просто чувствовать спиною сухое и доброе тепло песка и просто следить за крылатыми мастерами, колдующими в поднебесье.

— Вы обещали нигде не упоминать про искусство эрсари, — напомнил Евгений, когда мы вернулись в лагерь, и я искренне подтвердил свою готовность молчать до гробовой доски.

Вечером геологи решили «лучить» кефаль — бить ее острогами при свете факелов, — и чисто практические заботы поглотили все лагерные, и мои в том числе, интересы. Специалисты по такому лову доказывали, что для факелов требуется асбест, пропитанный соляркой, а в экспедиции не нашлось ни того, ни другого. Тогда специалисты решили заменить асбест тряпками, а солярку — смесью машинного масла с бензином и переругались из-за пропорций… Я в спор не вмешивался и меланхолично размышлял о вреде излишних знаний и излишней специализации, а когда высокие договаривающиеся стороны все-таки пришли к соглашению, я отдал в распоряжение «рыбоколов» свои кеды и остался на берегу, устроившись на вьючном ящике рядом с Евгением.