Гром грохотал почти беспрерывно. В низком небе смертоносно змеились молнии, раздирая вспышками мглу. Задыхаясь, Тресси упала на колени. Нет, она ни шагу не ступит, пока это все не кончится. Ей доводилось видеть, как такой вот молнией убивало коров и коней. Когда-то в Озарке Тресси собственными глазами наблюдала с трепетом, как мечутся меж деревьев зловещие огненные шары. Из-за плеча у нее торчит дуло ружья. В такую грозу это верная погибель.
Перевернув старую шляпу так, чтобы в нее набралась дождевая вода, Тресси решила притаиться и переждать бурю. Ничком распростерлась она на сырой траве, накрыв своим телом дорожный мешок, чтобы не промокли ее запасы. Вокруг бурлили ручейки грязной воды, и в них кишмя кишели крохотные твари, невесть откуда взявшиеся в безжизненной степи. Должно быть, они пролились с неба вместе с дождем – ведь не может быть, чтобы вся эта живность пережидала летнюю сушь под землей…
Наконец неистовство бури стихло, и грозные раскаты рокотали где-то уже совсем далеко. Грязная, промокшая насквозь, Тресси выпрямилась и огляделась по сторонам. На западе сквозь пелену бегущих туч робко проглядывало солнце. Со странным чувством девушка подумала, что дождь теперь, наверно, поливает заброшенную хижину, размывая свежий могильный холмик. Она потерла глаза грязными кулачками… и вдруг разразилась горестным, судорожным плачем. Хоронить маму и братика было тяжко, но вдвойне тяжелее думать, что они лежат сейчас в темноте, глубоко под землей, и дождевая вода льется в их могилу, течет по родному маминому лицу, омывает крохотный ротик младенца, который не успел даже издать ни единого крика… Одна мысль об этом была нестерпима, и Тресси, совершенно утратив власть над собой, горько рыдала, скорчась на мокрой траве.
Но, как ни велико горе, поддаваться ему нельзя.
Тресси, с трудом приходя в себя, сделала глубокий вдох и с усилием сглотнула слезы.
– Хватит ныть! – прикрикнула она сама на себя. – Вставай и иди дальше!
Шатаясь, девушка встала и залпом выпила из шляпы вонючую дождевую воду. Скривившись, она вновь нахлобучила шляпу на голову и пустилась бегом по безлюдной, безжизненной прерии. Вскоре Тресси заметила, что ноги у нее ноют от усталости и бежать становится все труднее. Странно… Она остановилась, чтобы оглядеться по сторонам, и лишь тогда обнаружила, что равнина понемногу поднимается в гору – так полого, что не сразу и заметишь. Ох уж эта прерия – так и норовит одурачить человека! Тяжело дыша, Тресси наконец добралась до гребня возвышенности, огляделась – и даже ахнула от изумления. У ног ее расстилалась роскошная зеленая равнина, по которой текла, извиваясь, река. По берегам виднелись рощицы, напоминавшие издалека методистов, собравшихся на обряд крещения. И, о счастье, как раз к одной такой роще и направлялась одинокая фигурка. Рид!