…
— Мужчина должен иметь член, длиною как минимум девять дюймов, чтобы его прозвали жеребцом, мадмуазель, — твердо сказала мадам Рене. Внезапно пальцы модистки заскользили по спине Виктории и остановились на ее талии, где зафиксировали сантиметр. А затем все исчезло: видение мужского увеличивающегося органа, пальцы модистки, сантиметр.
Кроме серебристых глаз в зеркале.
Манипуляции мадам Рене отражались в его пристальном взгляде.
Габриэль сказал, что длина его члена больше девяти дюймов.
«Насколько больше?» — заинтересовалась Виктория.
— Мужчина когда-нибудь умолял вас о разрядке, madame? — спросила Виктория, ощущая себя такой хрупкой, что казалось, хватит лишь небольшого усилия, чтобы ее тело раскололось на множество осколков.
Жар во взгляде Габриэля превратился в серебристый лед.
— Это то, что делает un prostituee, мадмуазель, — дарит наслаждение. — Модистка записала мерки с непроницаемым лицом. — Le plus наслаждения — тем лучше, oui?
Чем больше наслаждения — тем лучше. Да.
— А… клиент когда-нибудь заставлял вас умолять, madame?
Гаррота сомкнулась вокруг ее шеи.
— Non, non, не двигайтесь, мадмуазель. Мне нужно снять эти последние мерки. Voila.
Виктория застыла.
Сантиметр сжал ее горло…
— Когда есть взаимное уважение и расположение друг к другу, — Виктория почувствовала, как ее спину щекочет теплое дыхание, — существуют тысячи способов, с помощью которых мужчина и женщина могут довести друг друга до такого состояния, когда кричишь в порыве страсти.
…а затем Виктория оказалась на свободе.
Модистка сделала последнюю запись, быстро черкнув карандашом по бумаге.
Серебристые глаза в зеркале удерживали взгляд Виктории.
— А когда нет уважения… — Виктория сглотнула, ощущая сухость в горле, — …или расположения?
— Тогда это насилие над чувствами.
Мадам Рене сделала шаг назад.
— В то время как обольщение, мадмуазель, это искушение чувств. Это создание обнаженных образов словами. Это пробуждение в человеке предвкушения un baiser — поцелуя, une caresse — ласки, un embrassement — объятий… Вот что такое искусство обольщение, n’est-il pas, месье Габриэль?
— Oui, мадам Рене, — безразличным голосом согласился Габриэль.
За холодностью его глаз скрывались мысли, которые модистка осознанно ему внушила. Un baiser — о поцелуях. Une caresse — о ласках. Un embrassement — об объятиях.
Виктория представила себе мужскую плоть Габриэля — его bite — целующую ее, ласкающую ее, проникающую в нее. На восемь дюймов, девять дюймов… Габриэль представил себе женскую плоть Виктории, окружающую дюйм за дюймом его плоть.