Джина взглянула ему в глаза и сказала очень серьезно:
– Любовь, как ты знаешь, не слишком долго длится. И женщинам вообще труднее в жизни, чем мужчинам. Они более уязвимы. Они рожают детей, и дети для них самое главное. Как только увядает их красота, мужчины уже не любят их. Они им изменяют. Они их покидают. Отодвигают в сторону. Я не осуждаю мужчин. Я сама поступала бы так же. Не люблю старых, уродливых, больных, тех, кто ноет и жалуется на свои беды, или таких нелепых, как Эдгар, который строит из себя бог весть кого. Ты говоришь, я жестокая? Мы живем в жестоком мире! Когда-нибудь он будет жесток и ко мне. А сейчас я молода, хороша и привлекательна. – Она сверкнула своей особенной, солнечной, теплой улыбкой. – Да, Алекс, мне это нравится. А почему бы нет?
– Действительно, почему бы нет? – сказал Алекс. – Но мне все-таки хотелось бы знать, что у тебя на уме. За кого выйдешь замуж – за Стивена или за меня?
– Я замужем за Уолли.
– Временно. Каждая женщина должна совершить одну матримониальную ошибку. Но зачем тянуть? Спектакль уже обкатан в провинции, пора показать его в столице, в Вест-Энде.[71]
– Ты и есть этот самый Вест-Энд?
– Несомненно.
– И ты действительно хочешь на мне жениться? Я как-то не представляю тебя женатым.
– А я просто-таки настаиваю на женитьбе. Внебрачные связи совершенно вышли из моды. Трудности с паспортами, с гостиницами и прочим. Я никогда не сделаю женщину своей любовницей, разве что не смогу добиться ее никаким другим способом.
Джина звонко рассмеялась.
– Ты умеешь быть забавным, Алекс.
– Это мой главный козырь. Стивен гораздо красивее меня. Он очень красив и очень страстен, и женщины это, конечно, обожают. Но в домашнем быту страстность утомительна. Со мной, Джина, жизнь будет занимательной.
– Почему ты не говоришь, что безумно меня любишь?
– Даже если и так, я тебе этого не скажу. Это было бы очко в твою пользу. Нет, все, на что я готов, – это сделать тебе предложение, очень трезвый шаг с моей стороны.
– Надо будет подумать, – улыбаясь, сказала Джина.
– Само собой. Сперва ты должна положить конец мучениям Уолли. Я очень сочувствую Уолли. Какое это, наверное, мучение – быть женатым на тебе, влачиться за твоей колесницей и задыхаться в этой гнетущей атмосфере семейной филантропии.
– Ну и скотина ты, Алекс!
– Очень проницательная скотина.
– Иногда, – сказала Джина, – мне кажется, что Уолли ни капельки меня не любит. Он меня просто перестал замечать.
– Ты тычешь в него палкой, а он никак не реагирует? Конечно, досадно.
Джина размахнулась и влепила звонкую пощечину в гладкую щеку Алекса.