* * *
Не могу сказать, что день этот был особенным, и все же запомнился он на всю жизнь.
Война, как ненасытный молох, вот уже третий месяц перемалывала все живое на земле и в воздухе. От жарких схваток и несмолкающих канонад стонала опаленная боями крымская земля.
Противник после сильной артиллерийской подготовки и массированной авиационной обработки нашего переднего края двинул на Турецкий вал свои главные силы, непрерывно поддерживаемые артиллерией и авиацией.
Самолеты наши не знали отдыха: мы все чаще и чаще на дню поднимали их в небо. Вот и сегодня шесть раз летали на задание. Сначала большую группу водил Любимов, потом задания усложнились, пришлось разбиться на две шестерки, а в конце дня, вылетали уже тремя четверками. Это оказалось хуже, чем большой группой.
Наша четверка истребителей сопровождала бомбардировщиков к Сивашам. Пара непосредственного прикрытия находилась ближе к «петляковым», а мы с сержантом Платоновым были выше и вырвались несколько вперед для выяснения воздушной обстановки в район цели.
Долго выяснять не пришлось: еще издалека увидели целый рой немецких истребителей. Насчитали сорок четыре «мессершмитта»… Если такая армада набросится на наших бомбардировщиков, то домой ни один не вернется. Паре «яков» связаться с ними — тоже верная гибель.
Немцы нас еще не заметили, еще есть несколько спасительных минут. Можно все обдумать, все взвесить…
Черта с два! О чем думать?! Чего взвешивать — отдать ли на растерзание этой своре своих товарищей? Нет. И еще раз нет! Ведь дрались же мы в паре с Филатовым с двенадцатью «мессерами»… Да, но сейчас у меня в хвосте не Филатов, а сержант Платонов… Все равно — другого выхода нет. Надо отвлечь внимание «мессершмиттов» на себя. Все на нас, конечно, не бросятся, но пока какой-то десяток разделается со мной и с Платоновым, а остальные будут кружить с разинутыми ртами, «петляковы» успеют отбомбиться.
Итак, решено отвлечь, увести в другую сторону… Я оглядываюсь назад: взмах крылом. Платонов все понял. Немцы нас уже заметили… И все сорок четыре ринулись в погоню. Уводим их на восток. Пока они не нападают, но ненавистные желтобрюхие тела Me-109 уже выше нас, ниже, с боков, сзади.
Держись Платонов! Держись крепче, Терентий, за мой хвост. Ведь я учил тебя летать на «яках»!.. Вот так летать: и неожиданно для противника я резко разворачиваюсь вправо и атакую ближайшего «мессера».
Все смешалось, все перевернулось вмиг: будто не было ни земли, ни неба. Перед глазами вертелась сплошная карусель, расцвеченная огненными трассами. С каждым попаданием машину трясло и швыряло, руки омертвели на штурвале и бронеспинка казалось уже легла на тебя могильной плитой.