Но где же Мухин?
И только здесь люди заметили, что чуть выше гитлеровцев спускается на парашюте Семен.
— Сволочи! Они его расстреляют! — вскрикнул вдруг кто-то из нас.
И действительно, фашистские летчики, вынув «парабеллумы», начали в воздухе вести огонь по Мухину.
— Что же он не стреляет? Может быть, у него нет пистолета?
— Он хочет, чтобы их взяли живыми, — высказал предположение командир полка. — Но это может слишком дорого ему обойтись…
— Стреляй же, стреляй! — неслось с земли, хотя, почти наверняка, Мухин ничего не мог услышать.
— Стреляй!
Далее события развивались стремительно. Вначале никто даже не понял, что произошло.
Мухин расстегнул кобуру, вынул пистолет. Потянул стропы — скорость его падения возросла.
Он явно сокращал дистанцию между собой и врагами.
Вот он вскинул руку — фашист мешком обвис на парашюте.
Второй выстрел был уже слышен. Другой гитлеровец дернулся, парабеллум упал в море.
— Ура-а! — кричали почти все: кричали на аэродроме, на пирсах, в городе. А парашют Мухина уже качало на темной воде. К нему стремительно шли катера.
Павлов уходит в бессмертие
Гитлеровцы стервенели. Волна за волной шли на Туапсе немецкие бомбардировщики. Злость — плохой советчик, и не один десяток фашистских асов уже сложил здесь свою голову. Поэтому все ожесточеннее становились приказы немецкого командования, и мы не удивились, найдя в планшете одного из сбитых немецких летчиков письмо с признанием в высшей степени характерным:
«Мы не знаем, что с нами будет. В боях за Туапсе уже погибли многие мои товарищи. Но нам приказано: во что бы то ни стало подавить сопротивление красных. Новые и новые жертвы неизбежны. Мы нервничаем. Не знаю — вернусь ли из следующего полета и я. Дурные предчувствия омрачают мое сердце…»
«Дурные предчувствия» не зря «омрачали» душу гитлеровца. Из полета он не вернулся.
Но ожесточение есть ожесточение. И трудно было ждать хладнокровия от наших летчиков, видевших, как день ото дня нарастает волна гитлеровского воздушного наступления.
Сегодня об этом можно только гадать, с какими мыслями ушел командир полка Павлов в свой последний воздушный бой. Последний…
Была ночь.
— Внимание, внимание! К Туапсе приближается группа самолетов противника.
Такие сообщения постов не были тогда неожиданностью. Скорее наоборот: они стали тем очевидным и устоявшимся бытом, без которого невозможно было себе представить нашу жизнь в ту суровую пору.
Небо расцветилось сполохами огня: ударили наши зенитки. Туапсе принимал бой.
Павлов бросился к самолету.
— Взлет по готовности! — крикнул он летчикам. Это был его последний приказ.