— Ты зачем, отец, шлагбаум закрыл? Поездов-то не видно.
Старик проснулся сразу. Оглядел ночного гостя, втянул носом запах бензина и хитро подмигнул:
— А чтоб проезжие люди будили меня почаще. Разомлел в тепле, не совладать. А ты, поди, на Петров-Павловск наладился?
Горшков кивнул, расстегнул полушубок, протянул над камельком пальцы,
— А что, отец, если я тут часок-другой передохну?
— А спи на здоровье, — охотно согласился старик. — Чем туда в потемках-то приезжать, перегости здесь. — Он еще раз внимательно оглядел Горшкова. — А нет ли у тебя, часом, спиртишки?
Горшков вспомнил про флягу, сунутую в карман его полушубка Примаком, отдал ее старику, а сам вышел из сторожки. Он отвел грузовик на край дороги, запер кабину и выпустил воду из двигателя.
В будке уже хлопотал старик: появились две кружки, головка чесноку, кусок сала. Горшков присоединил к ним сверток с Ольгиными лепешками. Потом снял валенки, бросил на лавку мехом вверх полушубок и прилег, поджав ноги.
Старик взял валенки и портянки, пристроил их сушиться над камельком и присел к столу.
— Люблю шофёров, — сказал он. — Расторопный, ловкий человек ваш брат. Был у меня сынок вроде тебя, шофёр. Да пропал на войне… Ты как, разведенный употребляешь аль цельный?
Горшков не ответил. Он крепко спал, прикрыв ладонью глаза.
* * *
В мутных предутренних сумерках грузовик пролетел длинное село Макушино и снова вырвался на простор. Степь наплывала в малиновых сполохах медленного рассвета, снег плавился по горизонту густым тяжелым огнём и вдруг посветлел, заискрился, заголубел. А потом по этой голубизне замелькали фиолетовые огоньки, похожие на вспышки электросварки. Горшков перестал смотреть вперед и сосредоточил взгляд на пробке радиатора. Она была черная, и глазам стало легче.
Вот на горизонте показалась высокая башня хлебного элеватора. «Петухово, совхоз «Авангард», — вспомнил Горшков. И сразу словно что-то толкнуло в грудь. «Надя! Здесь ведь она живет!..»
На широкой сельской улице он остановил грузовик, запер кабину и пошел вдоль палисадников, приглядываясь к избам.
Сзади раздался скрип легких шагов по снегу. Горшков повернулся. Девочка в белых фетровых валеночках и в овчинной шубке бежала к грузовику.
Не веря себе, Горшков позвал:
— Аня!
Девочка остановилась, удивленно тараща светлые глаза, и запрыгала на месте. Горшков понял: дочка узнала его.
Задыхаясь от радости, он прижал ребенка к себе.
— Аня! Как ты сюда попала?
Девочка поправила на голове сбитый платочек, оглянулась на набежавших откуда-то мальчишек и ухватила отца за руку: