По-русски он говорил с небольшим акцентом, но акцент этот был еще менее уловим, чем акцент Алазаева. Вероятно, Кемаль какое-то время прожил в России или, вернее сказать, в Советском Союзе, где и овладел так хорошо русским, а может, он обучался у хороших репетиторов. Наверняка он сотрудничал со своими спецслужбами. Алазаев чувствовал, что Кемаль при слове «сепаратист» должен хвататься за пистолет или завязывать петлю и искать фонарный столб, где можно повесить человека, которого назвали этим словом. Именно так он относился к курдам. Эта ненависть должна была перейти и на истабанцев, но Россия была врагом не явным, с которым ведется война, а стратегическим, и любого, каким бы мерзавцем он ни оказался, но кто ослаблял ее, приходилось поддерживать и относиться к нему терпимо.
Кемаль поставил на землю чемоданчик, взлетел в салон и тут же появился из него с еще одним чемоданчиком — более массивным, нежели тот, где хранились у него хирургические инструменты, но тоже сделанным из рифленого железа. Создавалось впечатление, что там хранятся пачки купюр, сокровища или пресловутая ядерная кнопка. Он подхватил и тот и другой.
— Скверно у вас здесь, — проворчал Кемаль. — Где товар?
Поспешность, с которой он намеревался покончить с делами, стала следствием того, что все последние дни он следил за сообщениями информационных агентств. Он хорошо понимал, что в Истабане стало опасно, и риск, которому он подвергал себя, прилетая сюда, уже не оправдывался. Отряды сепаратистов напоминали больного, подключенного к установкам искусственного дыхания, кровообращения и прочего. Болезнь была неизлечима. С помощью хороших лекарств и дорогой аппаратуры им еще можно сохранять жизнь, но как только их отключить от этих систем, они умрут. Все эти мысли читались в его глазах.
— В палатке, — сказал Алазаев.
Он размышлял, как и где ему лучше сказать, что он хочет покинуть Истабан. Лучше в палатке. Если Алазаев почувствует, что Кемаль не хочет его брать, изворачивается, то самолет тогда можно просто захватить, а пилот поведет его в любом случае, ведь главное для него деньги и своя жизнь. В этом случае он получит даже больше, чем обычно, хотя и обычные его услуги оплачивались не в сравнении более щедро, нежели платили его коллегам на регулярных авиалиниях. Впрочем, он летал лучше их.
Пилот был одет в черный, похожий на горнолыжный, комбинезон, точно он хотел отправиться покататься на лыжах, облачился в соответствующие случаю одежды, но тут подвернулась халтура, и он решил немного подзаработать, пожертвовав отдыхом. Гермошлем с темным опущенным стеклом, за которым не разглядеть лица, делал его еще более похожим на спортсмена.