От такого ужина удовольствия мало. Но пару недель назад было похуже. Стояли такие морозы, от которых тушенка превращалась в банке в лед, ее приходилось откалывать по кусочкам, перекатывать их во рту языком, пока они не оттают.
— Пойду поищу чайник. Хоть чай согреем. Газ-то здесь есть? — сказал Топорков.
— Хоть они и злостные неплательщики, но от газовой трубы их вроде не отключали. Только от электроэнергии. Да и то лишь вчера. Ха… Мне кажется, я видел чайник в коридоре, — предположил Кудимов.
— Нет. Я точно помню, что он на полке, здесь в комнате. Посвети мне лучше, а то я тут все в темноте перебью, — не согласился Топорков.
— Может, это другой чайник?
— Какая разница?
— Точно, никакой.
Тонкий луч света заскользил по стене. Он натыкался на тарелки, чашки, сковородки и, наконец, среди посуды, отыскал чайник, замер на нем, как луч прожектора, который нашел цель и теперь не выпустит ее, даже если она попытается скрыться.
Вставать с места было лень.
— Вот он, — в голосе Кудимова было столько радости, точно он на клад наткнулся.
— Вижу. Воды нет. Придется на улицу идти. Снег собирать, — сказал Топорков. Он уже не приходил в восторг от своей идеи насчет чая.
— Нужно было Голубева позвать. Не подумали, — посоветовал Луцкий.
— Теперь он при деле. На посту, — бросил Кудимов.
Топорков тем временем стал, принюхиваясь, вертеть ручки у газовой плиты, подносить зажженную спичку к конфоркам, проверяя, из какой пойдет газ. Когда одна из конфорок подала признаки жизни и вокруг нее заплясали слабенькие, синеватые, как недокормленный цыпленок, тщедушные огоньки, он издал радостный крик.
— Смотри, не подорви нас. Осторожнее с газом, — заорал Луцкий.
— Черт, надо было тушенку здесь разогревать. Повкуснее стала бы… огонь еле горит. Так чайник до утра не нагреем, — подхватил Евсеев.
— На завтрак хоть горяченького попьем, — сказал Топорков.
— Ты чего предлагаешь оставить чайник на плите, а самим спать завалиться? Вода вся за ночь выкипит, чайник расплавится. Пожар начнется, не унимался Луцкий.
— Слушай, может, тогда без чая обойдемся? Мороки с ним. Я засну, не дождусь, — быстро сдался Кудимов.
— Я, похоже, тоже. Глаза слипаются. Но без горячего плохо. Неуютно, согласился Евсеев.
— Неуютно. Справимся напоследок, как остальные разместились? спросил Луцкий.
— Угу. Спят все. Разбудим — припомнят, — предположил Топорков.
— Рискнем, — у Луцкого был голос заговорщика, и он выжидающе посмотрел на Кондратьева.
Тот кивнул в ответ.
Вряд ли кто-то припал к своим рациям и слушает их, как когда-то по ночам, спрятавшись под подушкой, чтобы не подслушали соседи, мучающиеся от бессонницы за тонкой перегородкой, ловили вражьи голоса. Все отходят ко сну под аккомпанемент урчащих желудков, а сказок и колыбельных на ночь не ждут.