- Гедвига Карловна, Фене надо сказать, что если это повторится, я ее отпущу. Юрию Константинычу вредно возбуждать в себе чувствительность. Это было сказано по-немецки. Гедвига Карловна целомудренно побагровела и по-немецки же ответила:
- О да, да! Я непременно скажу ей это. В молодые годы очень вредно шутить с девушками.
Затем было доложено, что Рафаила Константиныча разбудили в девять часов, но они изволили брыкаться ножками и нежились в постельке до половины десятого, требовали к себе на ночной столик кофе и выбранили Адольфа Адольфовича "колбасой" за то, что кофе не велено было подавать. , Татьяна Ивановна рассмеялась и ничего не сказала на это. Про себя же подумала: "Решительно Адольф Адольфыч не умеет обращаться с Рафом".
Затем было сообщено, что другой гувернер, Ричард Альбертович, говорил вчера выездному Михаиле, что нашел себе место- у князя Мостовского и что очень-де счастлив уйти отсюда, потому что ему-де от Юрия Константиныча житья нет.
- Ну, и с богом, - проговорила Татьяна Ивановна, - очень рада.
- Ольга Васильевна имеет претензий на прачку, - сказала Гедвига Карловна, из почтительности не решаясь изъясняться по-немецки, - будто прачка нарочно дырявит шемизет. Но это оттого, что шемизет стар, очень скверний полотно.
- Если не нравится, скажите, чтобы отдавала кому хочет.
- Мисс Люси требовайт ковер на весь комнат. Говорит, в Англии всегда на весь комнат ковер. Но у меня нет.
- Да, да, то правда, - с грустью о положении мисс Люси сказала Татьяна Ивановна, - у них это принято.
Климон, пошли в аглицкий магазин купить сколько надо узкого ковра, знаешь, дорожками? - и прикажи сшить.
Чтобы не особенно дорого. У тебя есть еще деньги?
- Точно так, ваше-ство, - семнадцатого числа из орловской вотчины две тысячи прислано.
- Ах, да! Я и забыла. Это что у тебя - меню? Дай, пожалуйста. - Татьяна Ивановна с серьезно нахмуренным лбом прочитала щегольски написанное, на особой -бумажке с виньеткой, меню и сказала: - Хорошо. Но отчего так давно нет стерляди по-русски? Пожалуйста, прикажи на завтра, Юрий Константиныч очень любит.
- Слушаю-с, ваше-ство.
- Можешь идти.
Она взяла несколько писем с оставленного дворецким подноса, рассеянно скользнула по ним взглядом, узнавая от кого, и с удовольствием и особенною снисходительностью улыбнулась: среди писем лежал большой самодельный конверт, надписанный старательным старчески-красивым почерком анненского конторщика Агея Дымкина и запечатанный голубком с распростертыми крыльями и пакетом в клюве. Это было письмо от экономки в Анненском, Фелицаты Никаноровны, старинной и преданной слуги, которая вынянчила еще покойного мужа Татьяны Ивановны и давно уже была посвящена во всю интимную жизнь Гардениных. Письмо было такого содержания: