Мне пришло в голову, что час дня – отличное время для убийства. Интересно, подумал ли об этом и наш убийца? Было ли это частью его плана? Наконец я дошел до дома 19.
Подобно всем умственно отсталым представителям местного населения, я остановился и уставился на него. Вокруг не было ни единого человеческого существа.
«Ни соседей, – уныло подумал я, – ни смышленых наблюдателей».
Внезапно я ощутил резкую боль в плече. Я ошибся. Здесь были соседи, которые могли бы принести пользу, умей они говорить. Тот самый рыжий кот, который сидел на воротах дома 20 девятого сентября, теперь находился на том же месте. Отодвинув когтистую лапу, вцепившуюся мне в плечо, я обратился к неожиданному собеседнику:
– Если бы кошки могли говорить!
Рыжий кот разинул пасть, издав звучное и мелодичное «мяу».
– Я знаю, дружище, что ты можешь говорить не хуже меня, – продолжал я. – Но мы не понимаем языка друг друга. Ты ведь сидел здесь в тот день. Не видел ли ты, как кто-нибудь вошел в этот дом или вышел из него? А может быть, киса, ты вообще все знаешь о происшедшем?
Коту, по-видимому, не понравилось мое фамильярное обращение, так как он повернулся ко мне задом и стал вращать хвостом.
– Простите, ваше величество, – извинился я.
Кот бросил на меня через плечо презрительный взгляд и начал усердно умываться.
«Сосед, нечего сказать!» – с досадой подумал я. Что и говорить, с соседями на Уилбрэхем-Крезент было из рук вон плохо. Нам с Хардкаслом подошли бы старые леди, которые постоянно сплетничали, подслушивали, подглядывали и проводили жизнь в надежде узнать какие-нибудь скандальные новости. Но, к сожалению, старые леди такого сорта вымерли, а оставшиеся в живых наслаждались комфортом в домах для престарелых или годами торчали в больницах, где не хватало коек для настоящих больных, вместо того чтобы сидеть дома под опекой верных слуг или бедных родственников. Да, это серьезная потеря для уголовного розыска.
Я бросил взгляд на другую сторону улицы. Но там не могло идти речи ни о каких соседях. Вместо аккуратного ряда домиков на меня смотрела оттуда серая бетонная стена. Однако эта мрачная громада являла собой человеческий улей, населенный рабочими пчелами, которые улетали на целые дни и лишь вечерами возвращались домой, чтобы искупать малышей или, подкрасившись, выйти на улицу, на сей раз для встреч с молодыми людьми. Глядя на унылое многоквартирное здание, я почти с теплым чувством подумал об увядающей викторианской элегантности Уилбрэхем-Крезент.
Внезапно я заметил вспышку, мелькнувшую где-то на уровне средних этажей. Это заинтересовало меня, и я начал наблюдать. Вспышка повторилась. В открытом окне я увидел человеческое лицо, чем-то частично прикрытое. Вспышка повторилась в третий раз. С решительным видом я сунул руку в карман, где всегда держу немало полезных вещей. Среди них маленький липкий пластырь, несколько безобидных на вид инструментов, которые способны открыть любую дверь, небольшая коробочка с серым порошком и этикеткой, отнюдь не соответствующей ее содержимому, аппарат для вдувания этого порошка и еще несколько вещиц, назначение которых большинству было бы совершенно непонятно. В их числе была и карманная подзорная труба для наблюдения за птицами, правда, небольшой мощности, но вполне пригодная в данной ситуации. Я вытащил ее и поднес к глазу.