— Знаешь, — сказал он хозяину ресторана, — мне совсем недалеко от министерства до твоего ресторана, и ты поджидай меня теперь каждый день после полудня… Открой еще бутылочку и на этом закончим: у меня немало всяких дел!
Он не успел расправиться с бутылкой, когда к нему подошел скромно одетый пожилой человек и слегка коснулся груди генерала белой эмалевой палочкой:
— Прошу вытянуть руки перед собой. Вы арестованы.
— О, дьявол! — фыркнул Гидаль, но капкан уже захлопнулся. Он был арестован последним — глупцам иногда везет…
«Мы не последние римляне!»
Мале не был одинок, и можно догадываться, что его поступками руководила изощренная в заговорах рука Буонарроти, жившего в Женеве на положении эмигранта. Заговор в Париже (и Савари понял это) не был обведен кружочком одного лишь города — в этот же день в Марселе собралась громадная толпа якобинцев. Но явился некто и объявил им:
— Братья! Только что стало известно, что в Париже все у нас сорвалось, а потому лучше всем разойтись…
Савари-Ровиго тогда же писал: «Это действительно более серьезно, чем я мог предполагать. Он (Буонарроти) имеет здесь мятежников, все якобинцы… а самый сумасшедший из них — Буонарроти!» Министр был недалек от истины, только вождь итальянских адельфов всегда был в здравом разуме.
Позже Буонарроти и сам признавался друзьям:
— Я уже готов был мчаться в Париж, когда в Женеве узнали, что там все нечаянно провалилось… Мале и его друзья умерли достойно, как подлинные революционеры как опытные конспираторы. Никто из наших людей не был скомпрометирован ими во время допросов, на суде они ничего не показали против нашей организации… Судьи Наполеона лишь подержались за хвост гремучей змеи, но головы ее не обнаружили.
В глубоком подполье затаился тогда и знаменитый певец французской революции — Руже де Лиль, и капитан Лаборд был возмущен, когда полиция не могла разыскать его убежища.
Герцог Ровиго недовольно заметил Лаборду:
— Не вмешивайтесь не в свое дело! Зачем министерству рыть землю Франции, чтобы выкопать какого-то жалкого музыканта?
Лаборд оказался осведомленнее министра:
— А вы разве не знали, что Руже де Лиль, автор «Марсельезы», двоюродный брат генерала Мале? От этой «Марсельезы» до парижских событий двадцать третьего октября якобинцы провели четкую прямую линию. И не она ли, эта линия, трагически рассекла ваш кабинет, заодно в комической форме задев и вашу спальню? Простите, — извинился Лаборд, — но мне кажется, что «Марсельеза» еще не снята с нашего репертуара…
* * *
23 октября 1812 года империя Наполеона была на три часа подорвана изнутри — в самом сердце Парижа, и власти хорошо понимали, что Наполеон не простит их слабости и растерянности, которые они обнаружили в день переворота. Теперь предстояло заново приводить к присяге колоссальный аппарат имперских чиновников и брать дополнительные клятвы с господ офицеров…